Возвращение Орла - стр. 89
А как додумался? Было, как отмечалось выше, несколько причин: бабушкины наставления насчёт трав, необходимость запутать жену, обезвонивание первача – эти на поверхности, но главные, не объяснённые себе самому лежали глубже, в каком-то мистическом (девчачьем?) восхищении цветами, как таковыми. Ещё в детские поры, когда, естественно, ещё не пил и даже не лечился бабкиными настоями, любой, самый невзрачный цветочек, найденный на газоне или в палисаде, буквально гипнотизировал его: он как будто входил по дорожке собственного взгляда внутрь голубых, желтых и розовых миров и счастливился там, пока кто-нибудь не окликал его. Как девчонка, собирал букетики, делал «секреты», выкладывая цветочными головками углубления в земле и накрывая свои натюрмортики кусками стекла, перепортил несколько толстых книг, высушивая между страницами маки, ромашки и разные прочие анютины глазки – и всегда оставался недоволен, как мог, по-детски понимая, что чего-то главного, некоей цветочной сути, и рождавшей красоту, сохранить ему не удаётся. И вот, уже во взрослости, когда настоял первую банку самогона на зверобое, получив удивительный цвет и вкус, детская страсть проснулась и, усиленная взрослым интересом, снова завладела им.
Аппаратик в начале перестройки был хреновый, как брагу не пестуй, даже с двух перегонов сивуха давит. Лимонные корки да грецкие перепонки – е-рун-да. Набил банку зверобоем – где сивуха? А цвет! Огонь, благородство. И жене отмазка: лекарство! Сосуды расширяет и ещё сорок болезней лечит. Потом оказалось – не расширяет, а сужает, Люба спохватилась: тебе от твоей головы надо на мелиссе. Сделал трёхлитровую на мелиссе – где сивуха? Зато цвет! Изумруд отдыхает: огонь, благородство. Потом вспомнил, что бабка ему в сборы от припадков непременно включала донник, кипрей, душицу, лабазник и почки сосновые. Бабушка на травы только и уповала, и ему завещала: «Травки, травки не забывай, чужие не покупай, из других краёв травы для тебя без пользы, собирай свои, под одним солнышком с тобой зрели, одним ветерком раскачивались, одним дождичком поились – эти тебе полезные… Ещё пять банок нагнал, зарядил. Всё для здоровья! Но Любаня ужаснулась: сколько ж надо выпить самогонки, чтоб от всех этих травок пользу воспринять? А после одного утреннего похмельного припадка и аппаратик выбросила (отдала соседу, опять же за бутылку). И хорошо – давно просилась в дом новая технология. Месяца не прошло, изделие №1 улучшенной модификации (Юраш всё же мастер!) было опробовано на гороховой, африканского рецепта (Африка тоже мастер!) браге. Тройная перегонка давала 92 градуса, распускал дистиллятом до 60. Ароматы – и верхние, и нижние – в меру, куда там виски, и травная рецептура изменилась: все травы, к которым на второй год прибавились мята, солодка, цикорий, подорожник, полынь и клевер красный мешались примерно в равных, кроме полыни, конечно, долях и после этого уже настаивались, горечь получалась знаменитая, но много такого, уже от всех болезней, панацейного пойла выпить было невозможно. Поэтому на третью после объявления антиалкогольной кампании травяную страду в 1987 году технология ещё раз изменилась, тогда и возник, собственно, знаменитый лыткаринский бальзам: многочисленные и разномерные банки туго набивались травами (к сбору 86 года прибавился пустырник, ноготки, крапива, смородина, ромашка, тысячелистник, птичий горец и с осени ещё накопанные и высушены корни лопуха и одуванчика) и заливались самогоном.