Возвращение Орла - стр. 68

– Сломали… один только и оставили.

– С-сволочи!..

– А вы, Женя, верующий?

– Я… – на самый главный для своих последних лет вопрос Женька честного ответа не знал, тяжело давалась ему вера, и религия, и православие. Ходит вокруг, щупает, а вступить в реку не может. Где сход к этой реке? – я русский.

– Понятно.

– Он, Катюша, физик, да ещё электрик, он к Богу от другой клеммы запитан.

– Ты за моего Бога не говори, я к нему в отличие от вас правильно запитан, – обиженно буркнул Женька, который раз подтверждая этим семёнову догадку о странной антиатеистической ломке ловеласа и пьяницы, но долго обижаться он, простая душа, не умел, а к семёновой нарочитой иронии давно привык, хотя и не понимал, что он, единственный в этом тайнодействии друг, к нему последнее время цепляется, – и про ваши церкви, кстати, песню даже написали.

– Это и правда – кстати, – и к Семёну, – как твоя поэма?

– И так, и так… что-то написал, но застрял, вот, к тебе за вдохновением.

– А я твою книжечку дала почитать одному хорошему человеку, из Тулы, ничего?

– Это уже твоя книжечка.

– На праздник, может быть, приедет, вернёт… Но он тоже кое-что оставил, я завтра принесу, тебе должно быть интересно, – сказала с рекомендательным нажимом.

– У нас своего читать не перечитать, и никакой мути – слеза! – Африка достал фляжку, но его как будто не замечали.

– А стихи у тебя чудные, только без энциклопедии не поймёшь.

– У нас всё чудное, – подтягивал-таки на себя одеяло Африка, – один Орёл только случайно залетел, чудной.

– Орлы случайно не залетают, это же не оса.

– Не оса – Осёл… ну, в смысле – ос.

– Так осёл или орёл?

– Да разница-то в одну букву.

– В целую букву! Это много. И пьёте вы много.

– Вот, вот… а не хочешь, Катенька, спиртику? Вку-усный!

Семён перебил:

– Я за тобой часов в шесть приеду, обязательно. И Лёха, наверное, уже у нас, на косе. Приплывает?

– Раз в неделю, дразнит отца.

«При чём тут Лёха? Темнят, темня-ят!..». С ходу разгадать секретец отношений не удавалось, и Женька немного нервничал. Тайна сродни вакууму – засасывает. Вот уже вроде и ревность. Что бы, казалось, Женьке до этой музейной мыши? А вот засветилась какая-то недосказанность и повлекла, как моль на свечку: «А я-то, я-то? А мне-то, мне-то!

Да сохранят боги челн твой на миллион лет.

Книга свершений

Познакомился Семён с Катенькой обыкновенно. Испив как-то бормотушки – а было это года за три до антиалкогольной кампании – прямо напротив дединовского продмага, на газоне с другой стороны площади, увидел пересекающую эту площадь девушку, ничего особенного, разве что волосы, да и если бы не в тапочках, то есть почти босиком, стройная, худенькая, конечно, как стебелёк ярника, в самом что ни на есть простеньком платьице, таких через дединовскую площадь, особенно летом, когда село полно от приехавших на лето отдыхать внучек и прикомандированных «колхозниц», сотня за день пройдёт, но у Семёна, что называется, ёкнуло, что-то толкнуло его вслед, и толчок этот был не из штанов, а с ближайшего облачка… кто-то из младших демиургов вязал узелки для адресуемых старшим кипу. Почувствовал его как не свою волю, но волю, которой счастлив подчинить– волю «могуществ превыше сил воздушных». Он как будто узнал её…и это было не внешнее узнавание. Оставив вторую недопитую другу Аркадию и буркнув «сейчас буду!», почти побежал за ней. Девушка спешила. Удивительно, но физико-лирик, взбодрённый плодово-ягодным бардо-поэт никак не мог придумать в этот раз первой фразы, так и просеменил в пяти шагах за тростинкой до клуба, а это от магазина метров двести, вошёл в клуб и дальше, в темноватую, но довольно просторную, если бы не такую захламлённую (первое впечатление) комнату на первом этаже с вывеской «музей». Порог переступил с дурацкой ассоциацией из Михалкова: «я приведу (вместо «поведу») тебя в музей сказала мне сестра» (Потом это первое пришедшее в голову – «сестра» – так и стояло между ними стеной).