Возвращение Орла - стр. 149
– Ладно – Ленина, его только ленивый теперь не пинает, но христианство!
– У христианства под золотыми куполами и ореолами спрятана большая вина перед человечеством, настолько большая, что в тысячелетней близи её порой и не разглядеть. К тому же разглядыватели – сами попы, да мнимые выгодополучатели мужчины. Да, да – христианство уничтожило Женщину. Берегиню, хранительницу. Знающую, в отличие от воинов и пахарей, прямую дорогу в небо, ведающую язык общения с населяющими его силами и наполняющую частью этих сил своих воинов и пахарей. После христианства человечество стало однокрылым, потому и не летит, а кувыркается… Удивляешься? Странно, я ведь в твоих стихах это и находила, и тебе же сейчас это объясняю!
– У меня такое чувство бывает, что пишу не я, а кто-то – мной. – попытался оправдаться Семён, – бывает, ночью нашифрую, а утром удивляюсь тому полуночнику, как будто это был совсем другой человек. Не просто в другом настроении, а именно – другой.
– Вот с ним тебе обязательно надо встретиться!.. А чужая религия, Семён ты мой Семёнович, это такое же оружие, как автомат, только стреляет дальше.
– Ну, ты…
– Скажи мне, почему греки, от которых мы якобы христианство получили, из своих языческих богов-идолов создали пантеон мирового масштаба – зевсы, артемиды и даже вакхи с гетерами, пьяницы с проститутками – на которых вся культутра до сих пор стоит, а наших безжалостно уничтожили, а кого не смогли уничтожить, перекрасили в бесов? Это греки, среди которых белокурого Аполлона, вроде вашего Капитана, уже лет пятьсот днём с огнём не найдёшь.
– И это, значит… – Семён протянул руку в направлении села, над которым торчало с десяток порушенных куполов и колоколен.
Катя вздохнула:
– Ничего это не значит… Какие вы, мужики, одномерные! Всё головой хотите охватить, словами сказать, а тут никаких слов не хватит.
– Попробуй, ты же умница.
– Тогда представь, что ты женщина, и родила от насильника ребёнка…
– Не могу представить.
– Ты даже представить не можешь… А вариантов всего два: или убить его вместе с собой, если ты сильная женщина, или, во всех остальных случаях, любить его. Не будешь ты разве его любить? Или не будешь страдать, когда другой насильник будет над ним издеваться?
– Уф-ф! Одни насильники.
– Такая у женщины… у родины нашей судьба. А вы самогонку трескаете.
– Но в каком-то смысле мы тоже эта… женщина!
– Ну-ну-ну… меняем тему, а то в глупость скатимся. А с поэтом своим ты встреться, сбудешься. Я тебя таким видела.
– Тогда уж!..
– Ничего не тогда уж, само собой это не случится, это – преодоление, мужское. Не сумеешь – останутся только пьяные сопли, как у всех этих серебряно-золотых, и хныканье, чтоб тебя за это ещё и жалели, а в это время чёрными белилами…
– Всё-всё, сама сказала – меняем тему.
«А ведь ей просто обидно за «Орла», – с удовлетворением подумал Семён, но, даже не пошутив над чёрными белилами, тему решил сменить, немного ревновал, что все его мысли она опять выскажет первая, но при этом не упустил и подсластить самолюбие сельской патриотки:
– Расскажи мне лучше эту сказку про возвращающегося «Орла».
– Расскажу… только это не сказка.
– Ну – легенда.
– И не легенда, – только и сказала Катенька и теперь даже как будто обиделась.
– Откуда же, девочка, тогда ты это знаешь?