Возвращение Орла - стр. 114

, и скоро на шесть голосов захрапели, не сказать, что акапелла – ливень с почти непрерывным громом был отличным сопровождением. Но почему они спят?! Сейчас, здесь! Что их усыпило?.. Да не сам труп был страшен, а то непонятное, что он теперь из себя представлял. По-детски им обоим синхронно представлялось жуткое: вот он сейчас встанет, мёртвый, нагальванизированный небесным электричеством, откинет полог и взглянет на них оттуда. Полог трепыхался, чудилось – не дождище трясёт его своей лапой, а рука, чехарда всполохов и следующих сразу за ними теней не оставляли сомнений – он подошёл. И ещё ладно бы – труп, жутко, непонятно, но – понятно, а трижды жутко – подошёл живой, вернувшийся оттуда, без души, с жалящим клубком зловонной, агрессивно ненавидящей этот мир нечисти вместо неё.

Понимали: под таким ливнем ехать нельзя, Катя, кроме прочего, переживала за переживающего дома отца, Семён, кроме прочего, переживал за переживающую Катю. Гроза зависла над косой, гром долбил прямо с зенита, Семён, с детства привыкший считать секунды между светом и звуком, так ни разу и не успел начать счёта, и гремело, и сверкало одновременно, значит, лупило перпендикулярно, прямой наводкой с маленькой высоты. Десятки раз слышались рядом характерные щелчки, земля тряслась, а может и трескалась вокруг палатки, тент провисал под потоками, подтопило и снизу, и сам воздух был как будто наполовину из воды. Ни о чём говорить было решительно невозможно, да и незачем. Сидели, слегка соприкоснувшись рукавами – и этого, как ни странно, хватало. Хотя не раз мечталось о такой возможности ночного уединения, приготовлены были тысячи фраз – и умных, и нежных, а вот случилось уединиться на самом деле и такими неуместными стали всё эти напридуманные фразы!

Гроза остановилась, как по команде. Не прекратилась, а именно остановилась. «Стоп!» – сказал небесный режиссёр, краны закрыли, тучи сдвинули в сторону, после грозовой тьмы открывшаяся за береговыми вётлами бледность востока могла сойти за рассвет. Сморило их всего-то на минуту, казалось, только закрыли глаза и сразу открыли – а уже и совсем светло, и небо над вётлами не бледное, а розовое, вот-вот солнце…

Первым делом Семён подошёл к брезентухе, «мертвецкой», полог был распахнут, хотя он сам вчера, правда, второпях, его зашнуровывал за подселившимся к покойнику Лёхой, наверное, размотало ливнем… ан нет, Лёхи-то и след простыл, и уплыл, похоже, ещё в дождь – ни от ног, ни от челна следов на песке не было, размыло, простыли следы, если по-русски… да и был ли сам Лёха, не примерещился ли на ночь глядя речной дух? Зашнуровал снова, кроме нижнего края, где торчала под задранной штаниной показавшаяся уже синей нога.

Мотоцикл под плёнкой был относительно сух, завёлся, краем, колесом по травке натужно поднялся на дорогу, подождал Катю и так же молча, как и всю ночную грозу, помчали в Дедново. В том же неловком молчании высадил Катю у дома – ну, не удался вечер!

Сначала был полон решимости разбудить Тимофеича прямо сейчас, но представил себе ночной переполох тут, и там, на косе, и передумал: мудреней вечера утро настоящее, а не это, молоко на губах. Назад тоже не поехал, чего кататься, лучше уж переждать тут, чем обратно к трупу. Приткнулся на площади со стороны сквера, отстегнул полог с коляски, внутри её было на удивление не очень-то и сыро, влез и закемарил.