Возвращение Орла - стр. 100
Виночерпий ещё раз удивлённо крякнул:
– Но и при этом нельзя дважды выпить один стакан… Ну, что, буддисты, буд-дем!
Выпили. Катя сначала лишь пригубила, потом тихо, точно только для себя, произнесла: «за полнолуние!» – и маленькими глоточками выпила из точёного стаканчика до дна, с трудом удержавшись, чтобы не закашляться.
Комментировать её подвиг прямо никто не стал, но высказался каждый, как будто про своё:
– Ладно, за девчонками завтра поедем! – Поручик.
– Кои веки вместе собрались! – Капитан.
– Будда тоже был поэт, – Семён.
– А Христос – рыбак! – Аркадий.
– Склодовская! – неожиданно, Николаич
– И кровь христова – не обязательно кагор, – Африка.
Восстановив дыхание, Катя спросила:
– Это – спирт?
– Катенька, – развёл руками Семён, – ты же ещё не ведьма.
В ответ она многозначительно подняла бровь и тут вдруг все заметили, как на глазах начинало светиться её лицо – или просто запылало от выпитого?
– Чистый самогон! – продекламировал, насколько можно продекламировать два слова, Виночерпий.
– Самогон? А совсем не пахнет.
Семён вздрогнул – поменялся и голос, каждый звук как будто оделся в бархатную шубку.
– Я же говорю – чистый! Правда, немного не по ГОСТу, – и в шутку замахнулся на Аркадия, – градусов 65.
– По-честности же говорю – всосало! – начал было прикладывать ребро ладони к груди Аркадий, но Катя его перебила.
– А что ты за песню про наши церкви сочинил, Женя? Спой!
Африка поплыл, как кот, награждённый сметаной за пойманную мышь.
– Я-то только музыку, Семён сочинил, – но в хозпалатку за гитарой нырнул стрелой. Пока подстраивал, сообщил, – Орёл там какой-то неживой, – но никто на это не обратил внимания.
Семён театрально прокашлялся, Африка ударил по струнам.
– Стоп, стоп, стоп! – по-режиссёрски выступил Виночерпий, – что в песне главное?
– Слова!
– Музыка!
– Эх, ты, калига гусельный… слова, музыка… Душа! А душа – это огонь, который не должен гаснуть! – и обновил нержавеющие микрофужеры.
Катя больше не пила, и никто не подумал её уговаривать.
Солнцу оставалось до касания с речным створом каких-нибудь пять диаметров.
«Успеют спеть, – подумал Капитан, – даже хорошо, что с песней…»
Семён и Африка, начали точно в унисон и в голос, словно перед этим полчаса распевались – виночерпий знал, что в песне главное!
Век не впрок. Судьба не в милость.
Путь давным-давно не прям.
Как душа изголосилась
По дединовским церквям!
Там, где Божьи внуки ищут
Золотые купола,
Только окский ветер свищет,
Только черти место рыщут
Под недобрые дела
Тут, на распутье «рай» и «ад»
Не разберёшь, кто виноват,
А раз нет тех, кто виноват –
Ну, значит, мы.
Ведь приползёт какой слепой
Взглянуть на мир с их высоты –
А у дединовских церквей глаза пусты.
И вздохнёт, опившись брагой,
Некрещёный старикан:
«Эти церкви строят на год,
А ломают на века!..»
У земли на сердце раны
Не рубцуются уже:
Души выгнали из храмов,
Душу вынули из храмов –
Храмы рухнули в душе.
Отыщи, попробуй, друг,
На сто приокских вёрст вокруг
Такой предел, где слово Божие у дел…
Ведь прилетит какой святой
Поговорить издалека –
А у дединовских церквей нет языка…
И приползёт какой слепой
Взглянуть на мир с их высоты –
А у дединовских церквей глаза пусты.
Виночерпий знал, что в песне главное!
Перетерпев конкурентов, в наступившей тишине снова запели соловьи. Молчали дольше, чем предполагал градус.