Возвращение Орла. Том 2 - стр. 67
– Ну-ка, нафантазируй.
– Сейчас, что-нибудь пожутче… Скажем, так: Союз развалится, Средмаш разгонят, промышленность угробят, армию унизят, все оставшиеся богатства страны разделят между собой несколько вонючих чертей, на Украине будут НАТОвские базы, а ты станешь бомжом и сдохнешь под забором…
Все примолкли. Как-то неловко стало от прозвучавшей глупости.
– Чего сидишь? Давай, упирайся!
– Хреновый из тебя Нострадамус… Союз развалится!
– Чем тебе не повод упереться?
– Да не будет такого никогда.
– То есть сейчас упираться не хочешь?
– Хрень какую-то сморозил, а я упирайся. Вот если такое случится, тогда…
– Тогда будет поздно. Будущее нужно менять, пока оно ещё не наступило. А самый простой способ изменить будущее – изменить прошлое. И его меняют! Разве ты не слышишь, как скрипят поворотные рычаги во вражьих руках? А мы на капусте…
– И как они это делают? Машину времени, что ли, изобрели с одним задним ходом?
– Машинку… сначала простую печатную, потом говорящую, теперь вот и показывающую… а завтра такую, что и думать за тебя будет. Только событие происходит, становясь де-факто прошлым – на него, как голодные собаки набрасываются все: политики, журналюги, художники, бабки у подъездов, анекдотчики с водопроводчиками, и начинают его под себя перелепливать. Кто ушлее, того и прошлое… а заодно и будущее. Вот где теперь настоящая битва. Виртуальный Сталинград, и мы его проигрываем.
– Да, тяжело бороться за прошлое, которого толком и не знаем… а если не поплывём, то где и узнаем…
– Как где? В языке! – вставил своё Аркадий. – Размотай слово, как клубочек, а внутри зеркальце: смотрись!
– Так дальше пойдёт, то и говорить начнём на английском: посмотришь в зеркальце, а там какой-нибудь Джон или Билл.
– Интересно, останемся ли мы русскими, если заговорим на другом языке? Где хранится эта самая русскость? В чём? – Простые вопросы – Африканский конёк.
– В крови, – потряс фляжкой Виночерпий.
– В крови, – согласился Семён, перехватывая инициативу у Аркадия, – в крови тела и, главное! – в крови души. А кровь души, прав Аркадий, – язык. Обе определяющи, но… – на секунду задумался, как будто умножал в уме двузначные числа, – но всё же важнее кровь души. – Многозначительно поднял палец вверх и добавил: – Ибо Пушкин.
– Ибо, ибо… – передразнил Африка, – вон, вся средняя Азия по-нашему умеет, а не больно-то они русские.
– Уметь – не считается. Ты вот плавать умеешь, однако не рыба. В языке надо родиться, душа должна дышать им, жить. Только тогда и дух будет соответствовать.
– А вдруг не будет? Может так быть: говорит народ по-русски с рожденья, а не русские?..
Семён задумался, теперь, видно, умножал трёхзначные.
– Не может. Если они перестают быть русскими, они в первую очередь угробят язык: ну, не смогут на нём говорить, он им будет мешать, и за пару поколений превратят его в какой-нибудь суржик, типа того же английского… Ты думаешь, откуда всё это разноязычье? Энтропия духа.
– Точно, – подхватил родное Аркадий. – Ни один англичанин не скажет, откуда их леди, а они от лады, от лада, они – ладушки. У них слово без изначального смысла, как дом без фундамента, Богу в нём неуютно. Опасная дорожка: сначала теряется первосмысл слов, потом – и никуда от этого не деться! – потеряются сами, да считай, уже…