Возвращение Одиссея. Будни тайной войны - стр. 27
– Вы запомнили адрес?
– Только номер дома – тридцать семь. Он находится немножко так... на отшибе. А они еще, прежде чем к нему подъехать, чуть-чуть попетляли, как я понял, намеренно. Во всяком случае, таблички с названием улицы мне нигде при подъезде на глаза не попалось. А когда отправились назад, в Париж, было уже темно. Сам же я в тех местах до этого никогда не бывал.
– М-м.
– Правда... я думаю, если хорошенько там полазить, можно этот домишко найти. Там есть очень хороший ориентир. Собор такой, красивый. Старинный, готический. Мы как раз мимо него проезжали. От него до дома этого где-то около километра, не больше. Когда подъезжали, я обратил внимание, верхушку шпиля было видно. Чуть справа, сзади.
– Ну что ж, уже кое-что. А Мэтью сама присутствовала во время ваших встреч с Нортоном у нее на квартире?
– Только один раз. Самый первый... когда это все...
– А потом?
– Я сказал Нортону, что... больше не хочу видеть этого человека.
– И когда вы приходили, ее не было дома?
– Нет. Мы заходили не с парадного входа, со двора. У Нортона были свои ключи. И от самой квартиры в том числе. Потом, где-то месяца через два с половиной, три, он мне дал дубликат ключа от двери черного хода, и я в условленное время уже приходил туда самостоятельно. А он меня ждал в квартире.
– Понятно.... Скажите, Михаил Альбертович, а... какие-нибудь фотоснимки, по просьбе Нортона, вам делать приходилось?
– Приходилось.
– Что именно?
– В основном личные дела агентуры. Но... это почти все были те, кто... или потерял перспективу, или же уже практически ничего нам не давал. И вообще... Сергей Сергеич... товарищ подполковник... я понимаю, вам сейчас, наверно, очень трудно и... может быть, и не очень-то хочется мне верить, но... я действительно говорю правду. Я старался как только возможно минимизировать тот ущерб, который...
– Но тем не менее весь личный состав резидентуры вы им, как говорится, сдали. И начальника вашего, Гелия Петровича Минаева, помогли им как врага нам подставить...
– Сдал. У меня просто не было другого выхода. Но вы же сами прекрасно понимаете, что это все... секрет полишинеля. Они и так всех нас знают. Кто под посольской крышей. Или узнают. Рано или поздно. Кто есть кто. Мы ведь все на виду, как под рентгеном. Они же меня просто проверить этим хотели... А... что касается Гелия Петровича... то это, конечно... великий грех на моей совести.
– Это вы передали американцам его фотографию?
– Нет. Они, насколько я понял, несколько раз вели его в городе и сами сумели наделать кучу всяких снимков. Поймите, это все была их затея, и если бы я отказался им в этом помогать, то... А я... я был уверен, что обман этот все равно, рано или поздно, раскроется. Правда ведь всегда выйдет наружу. Рано или поздно. Всегда.
– Хорошо хоть, что вы это поняли. Немного, правда, поздновато.
– Вы опять можете мне не поверить, но... я хотел здесь, выйдя с ними на связь, дать сигнал опасности.
– Зачем?
– Чтобы они подумали, будто бы на меня пало какое-то подозрение. И... может быть, как-нибудь бы притихли. Хотя бы на время. А здесь, в отделе, проситься... придумать что-нибудь... какую-нибудь причину... чтобы меня побыстрее вернули в Москву, в Центр.
– Думаете, как-нибудь бы все рассосалось? По-тихому.
– Да нет, не думаю... Хотелось бы думать, но... Шила в мешке ведь, как говорится, не утаишь. А коготок увяз... всей птичке пропасть. Я ведь, на самом деле, только сейчас это все так хорошо понял. Пока повинную эту писал, столько всего передумал.