Возвращение Мюнхгаузена. Воспоминания о будущем - стр. 44
– Рар, – зачеканил он. – Вы пронесли сюда буквы? Тая их от нас? Дайте рукопись. Немедленно.
Казалось, Рар колеблется. Затем, среди общего молчания, кисть его руки вынырнула из-под сюртучного борта: в ее пальцах, чуть вздрагивая, белела вчетверо сложенная тетрадь. Председатель, схватив рукопись, с минуту скользил глазами по знакам: он держал ее почти брезгливо, за края, точно боялся грязнить себя прикосновением к чернильным строкам. Затем Зез повернулся к камину: он почти догорел, и только несколько углей, медленно лиловея, продолжали пламенеть поверх решетки.
– Согласно пункту пять устава предается рукопись смерти: без пролития чернил. Возражения?
Никто не пошевельнулся.
Коротким швырком председатель бросил тетрадь на угли. Точно живая, мучительно выгибаясь белыми листами, она тихо и тонко засычала; просинела спираль дымка; вдруг – снизу рвануло пламенем, и – тремя минутами позже председатель Зез, распепелив дробными ударами каминных щипцов то, что так недавно еще было пьесой, отставил щипцы, повернулся к рассказчику и процедил:
– Дальше.
Лицо Papa не сразу вернулось в привычное выражение; видно было, что ему трудно владеть собой, – и все же он заговорил снова:
– Вы поступили со мной, как мои персонажи с Бэрбеджем. Что ж – поделом: и ему, и мне. Продолжаю: то есть, поскольку слов, которые я хотел прочесть, уже нельзя прочесть, – он бросил быстрый взгляд на каминную решетку: последние угли отыскривались и оттлевали, – опускаю конец сцены. Всем ясно, что испуганная происшедшим она пьесы, Фелия, переходит вместе с ролью – к Гильдену. Четвертая, и последняя, позиция заставляет нас вернуться к Штерну.
Оставшись в Царстве Ролей, он ждет возвращения Бэрбеджа. Нетерпение – от мига к мигу – возрастает. Там, на земле, может быть, уже идет спектакль, в котором гениальная роль играет за него себя самое. Над стрельчатыми сводами проносится шумная стая аплодисментов.
– Мне?
В волнении Штерн пробует обратиться к окружающим его, углубившимся в свои книги Гамлетам. Его мучают вопросы: наклонившись к соседу, спрашивает:
– Вы должны понять меня. Ведь вы знаете, что такое слава.
В ответ:
– Слова – слова – слова…
И спрошенный, закрыв книгу, удаляется. Штерн к другому:
– Я чужой всем. Но вы научите меня быть всеми.
И другой Гамлет, сурово взглянув, закрывает книгу:
– Слова – слова.
К третьему:
– Там, на земле, я оставил девушку, которая меня любит. Она говорила мне…
– Слова.
И с каждым вопросом, как бы в ответ, Гамлеты подымаются и, закрыв свои книги, один вслед за другим, – удаляются.
– А если Бэрбедж… Вдруг он не захочет вернуться. Как тогда найти путь – туда, назад? И вы, зачем вы покидаете меня? Все забыли: может, и она, как все. Но ведь она клялась…
И снова:
– Слова – слова.
– Нет, не слова: слова сожжены; по ним – я видел – били каменными щипцами – слышите?!
Рар провел рукою по лбу:
– Простите – спуталось; зубья за зубья. Это иной раз бывает. Разрешите с купюрами.
Итак, череда Гамлетов покинула Штерна; вслед им ползут и пестрые пятна афиш; даже буквы на них, выпрыгивая из строк, устремляются прочь. Фантастическая перспектива Царства Ролей с каждым мигом меняет свой вид. Но у Штерна осталась в руках книга, забытая Бэрбеджем. Теперь уже медлить незачем: настало время взять смысл силой, вскрыть тайну. Но книга на крепких металлических застежках. Штерн пробует разогнуть ей переплет. Книга сопротивляется, плотно сжимая листы. В припадке гнева Штерн, кровавя пальцы, все-таки выламывает тайник со словами. На разжатых страницах: