Возвращение из Мексики - стр. 23
Умберто Эко достал платок, промокнул лоб и вопросительно взглянул на переводчицу.
– Господин Эко уже несколько дней дает интервью и автографы, – сообщила та. – Ему надо в гостиницу. Что? Ага, господин Эко хочет сказать два слова…
Последовало несколько тихих фраз, Костюкович покивала головой, затем проговорила:
– Господин Эко говорит, что у него в России, как он видит, появилось очень много друзей. И ему не хотелось бы их потерять.
«Друзья» смущенно переглядывались, вертя в руках символы приобщения к мировой культуре, затем захлопали. Я открыл свою тоненькую книжку наугад и прочел: «В 1942 году, в возрасте 10 лет, я завоевал первое место на олимпиаде Ludi Juveniles для итальянских школьников-фашистов…». «Интересное чтение меня ожидает», – подумалось, когда писатель с переводчицей удалялись под аплодисменты.
Летом Мосина раздобыла наконец деньги на спектакль. И опять были зажженная пламенными речами труппа, аренда сцены в ДК, декорации, нашлось дело и для меня: сочинить, напечатать и распространить рекламные листовки.
Когда я собрался выкупать тираж листовок, типография вдруг повысила цену. Как, почему?! «А газеты надо читать, маладой челаэк! – орал начальник типографии. – В стране кризис, понимаете?! Кризис!! И я не хочу оказаться без куска хлеба!»
Это было уже не дыхание, наступил дефолт как таковой. Мосина никогда не отличалась практичностью, и слово «дефолт» для нее значило не больше, чем слово «синхрофазотрон». Она по инерции скликала актерскую братию на репетиции, а те уже разбегались, как крысы с корабля, предпочитая генеральным прогонам стояние в очередях в сберкассу. Народ спасал свои сбережения, у Мосиной же не было сбережений, были только долги. О чем ей вскоре и напомнили: дескать, желательно вернуть кредит побыстрее.
– Почему побыстрее?! – не понимала она. – У нас же договоренность: конец текущего года! Да за это время мы заработаем в пять раз больше!
Только ее журавля в небе никто не хотел замечать, все предпочитали синичек в руках. Назначенная на сентябрь премьера была отодвинута на месяц, потом и вовсе приказала долго жить. Последний раз я видел Мосину на остановке, с авоськами – она в очередной раз отправлялась в санаторий к сыну.
– Ничего не получается… – кусала она губы. – Ни матери нормальной из меня не вышло, ни режиссера… Ну, почему так? Одним – все, как дураку Курамову с его фильмами идиотскими, а другим…
У меня гораздо меньше друзей, чем у господина Умберто Эко. Тем горше их терять. Тот грузовик сдавал задом медленно, то есть совсем медленно, пять километров в час. Он приближался неумолимо, как маятник Фуко, ударив худенькую женщину точно в висок. Говорили, что смерть была мгновенной, она даже вскрикнуть не успела. На похоронах вдруг возникла несостоявшаяся труппа, было много покаянных речей, фальшивых актерских слез, но лицо лежащей в гробу Мосиной будто говорило: «Не верю!».
Еще раз маятник вернулся спустя месяц. Как рассказала ее сестра, усыновившая Антона, к ней заявились какие-то бритоголовые, требовали вернуть долги. Однако от этого удара Мосина ускользнула.
Райский сад
Очередная просмотровая квартира требует ремонта, но Майе очень нравится расположение дома. Исторический центр, да такой, что центровее не придумаешь! Из окна видно Фонтанку, плывущие по ней теплоходы, отчего сердце трепещет в восторге. «Хочу здесь жить!» – говорит себе Майя, не замечая колотый кафель в ванной и облезлый потолок.