Возрождение из пепла. История города Узников - стр. 13
Я родился в обыкновенной семье крестьян, где не было роскоши, где каждый делал то, что умеет. Уже с трудом помню, как оказался на службе Бога, в которого никогда не верил. Но отчетливо запомнил тот день, когда стал охотником и помню первую ведьму, отправившую на костер.
В моей семье воспитывалась любовь, а церковь сделала меня равнодушным ко всему. Ни чувств, ни страха, ни сожалений…
– Пора работать – размышлял я. Ни к чему эти пустые мысли. Нужно осмотреть тело, пока оно не приобрело специфический запах.
Сто тридцать шестой по счету случай удушения и выкалывание обоих глаз. Явный признак маньяка, которому мало жизней, что ежедневно забирает чума. На шее у подбородка всегда видны борозды, напоминающие круглый железный предмет с нечеткими контурами. Невозможно разглядеть рисунок целиком. Будто бы убийца пытается что – сказать, вкладывая этот предмет в свою удавку.
– Но глаза то выкалывать зачем?! Из – за подобных идиотов я и загремел сюда.
Инквизитор, что теперь заправляет городом, разрешил мне сжигать трупы, которые я приношу сюда после осмотра, прямо возле кузницы, если это кто – то из городской стражи. Странный и жестокий человек, никогда не показывающий своего лица.
По окончанию осмотра, не найдя ничего нового, я сжег тело покойного стражника и направился в город.
Каждая прогулка была абсолютно одинаковая: гора трупов и стоны, исходящие из-под дверей домов, отвратительная вонь разлагающихся тел, запах костров и горелой плоти.
Улицы повсюду кишат чумными докторами. Когда эпидемия только началась, многих заболевших крестьян выгоняли за ворота, давая им возможность уйти, Тех, кому было уже совсем плохо, сжигали сразу после остановки дыхания. Некоторые не заболевшие шли в помощники к чумным докторам, или прятались по своим хижинам. По ночам многие искали себе пропитание.
Раньше люди были менее напуганы и охотно делились со мной новостями, что намного облегчало расследование. Сейчас даже неунывающий пекарь Лоренцо замолчал вместе со всеми. Чума забрала его жену и ребенка. Теперь он всегда молчит. Его хлеб можно есть, разве, что, пребывая на смертном одре от голода. Он месит жесткое не вкусное тесто, вкладывая в него всю свою боль.
На месте, где раньше располагалась гончарная мастерская, теперь складывают трупы, чтобы я мог их осмотреть. Те, трупы, что находят ближе к центру города. Сегодня их уже двенадцать. Многие конечно чумные, но один, естественно задушен и ювелирно оставлен без глаз.
Мне удалось разглядеть круглую вмятину, напоминающую вдавленную монету с каким-то рисунком. С каждым новым трупом я убеждаюсь, что убийца хочет сказать причину этих смертей. Борозды становятся более четкими, а глаза выколоты, будто специально по краю.
– Что – же ему надо? – не выходило у меня из головы.
Мне доводилось наблюдать, что – то похожее на востоке. Стиль, конечно, отличался, но смерть была тоже очень быстрой. Жертву кололи острым предметом под мышку, протыкая сердце. Наступала мгновенная смерть, и не было ни капли шума и крови.
– Может заказной убийца, меняющий свой стиль?
В восточных землях я провел много времени, сопровождая Христианских миссионеров. Успехом такую работу трудно назвать. Там давно процветает иная религия. В ней меньше насилия, да и отношение к чистоте своего дело совсем иное.