Возраст согласия - стр. 2
– Да вроде спят уже, – раздается голос, хоть и травленый алкогольными парами, но вполне узнаваемый. Это моя мама зашла проверить нас. Все, наконец, затихает и я действительно засыпаю.
На рассвете две соседние постели все еще пусты, поэтому мы тихонько заглядываем в кухню из-за угла. Там что-то происходит. Посреди груды бесчувственных тел кто-то лихорадочно копошится.
Мы внимательно вглядываемся: это похотливый Пан – по крайней мере, я его себе так представляла, как только прочитала о нем в одной из маминых книжек– шерстяными руками хватает белые груди тети Нади, выкатывая их наружу из разреза кофточки, мнет и жадно присасывается к коричневым распухшим соскам, пока она постанывает во сне. Мы быстро и тихо заползаем обратно в комнату. Фух, кажется, он нас не заметил.
А что, если он придет за нами, как Пиковая дама, и задушит? Мы снова ложимся в постель и обнимаемся. Тихо лежим, пока родители не просыпаются. Тогда чудища ночи будут окончательно изгнаны, а по дому разнесется заманчивый запах еды. Реальность, которая казалась призрачной и зыбкой, окончательно затвердеет.
Днем загадочный Пан обернулся дядей Андреем. Это небольшого роста, седой, обильно волосатый человек с бледными глазами и цепким взглядом. Живет на соседней улице и у него, похоже, звериный нюх. Как только родители открывают на кухне бутылку водки, он сразу появляется на пороге.
Мы с Лизкой занимаемся разными детскими глупостями. Например, вырезаем из дешевой газетки голубые круги, заряженные на раскрытие третьего глаза: «Положите его под подушку и думайте о тех способностях, которые хотите приобрести». Я мечтаю читать чужие мысли, а Лизка грезит о шапке-невидимке.
Но пока способностей мы не обрели и просто ловим резвых ящерок. Одна потеряла хвост и попала в банку. Но вскоре мы сжалились и выпустили ее на волю.
Лизке нравится Бэтмен. Она всюду таскает его большую фигурку с рельефными мышцами на груди. Даже когда мы забираемся в чужие огороды и жрем там розовый крыжовник, выплевывая кислую кожуру. Или соревнуемся с соседскими детьми, кто страшнее всех закатит глаза.
Однажды нам стало ужасно скучно. Небо разбрасывало вниз серо-жемчужный свет, с соседнего участка доносились томные аккорды «Девочки» Мумий Тролля. Пахло свежестью, смешанной с приторным ароматом жасмина. Лизка еще в прошлый раз заприметила симпатичного парня, и мы бродили по деревне, надеясь встретить его. Шлепали босиком по мягкому песку, обходя козьи колобки и вскрикивая, когда в стопы впивались маленькие камушки. Но вместо парня наткнулись на дядю Андрея.
– О, девчонки, привет! Заходите в гости! – радуется он.
Его взгляд заставляет меня съежиться. Пока я обдумываю план побега, Лизка говорит «пошли» и, держась за руки, мы входим в дом.
Внутри пахнет чем-то прелым и нечистым – такой запах исходит от маминого халата, когда она не снимает его несколько запойных дней. В комнате дяди Андрея висит картина с собаками: они сидят за столом, обитым зеленым сукном, и азартно играют в карты. За печкой узкая кровать, застеленная покрывалом с вышитым оленем. В кухне круглый стол и три стула с облезшим лаком. На столе большой нож. В его широком лезвии мутно отражаются кроны садовых деревьев.
Лизкины родители обожают ужасы. Дома у них большой набор видеокассет с разными «Куклами» и «Техасскими резнями бензопилой» – я быстро ухожу домой, когда они ставят их при мне. И целые стопки журналов про маньяков, которые едят детей и режут женщин, – их я, превозмогая отвращение, читаю. В одном из таких жутких журнальчиков я видела похожий нож. Он был в ярких пятнах крови.