Войной опалённая память - стр. 25
– А как пойдет этот обоз? – уточняет он.
– Центральная дорога одна – Борцы, Замошье, Обчее, Рудица. Гресский лес, возле Поликаровки, на Шищицы – и рядом Гресск.
Значит через Горелый мост? – переспрашивает он.
Ага! Значит, они в лесу и видно порядочная компания, если хотят запасаться провизией на зиму. Обоз хотят врагу не допустить. Ясненькое дело. И тут у меня созрела мысль, которую я тут же высказала. В извозчики можно посадить Анну Жуковскую – это жена красного командира. Муж – пограничник, сражается с немцами на фронте, старший брат тоже там. А она с тремя детишками с западной границы пробралась сюда к старушке матери.
Сведения о том, что она жена офицера, стали просачиваться оккупационным властям и уже понемногу к ней начинают присматриваться. Очень смелая и прямолинейная.
– Продажные шкуры, час расплаты придет, – говорила она в адрес изменников и предателей зачастую в компании женщин, где были близкие этих предателей.
Надо ей как-то отводить подозрения, поскольку особенно желающих везти свое добро оккупационным властям не находилось. В помощники возьмет и своего младшего брата Павла.
– А что, хотите захватить обоз? – прямо спросила Владимира Зайца.
– У кого же захватить, у безоружных женщин и подростков? – поправил партийный работник. – Просто мы его задержим и не допустим врагу. А Жуковской своей скажи, чтобы они при встрече в лесу с вооруженными людьми сбежали. О нашем разговоре никому ни слова, погибнешь. Жуковской тоже деталей не сообщай. Пусть это выглядит, как будто случившееся само собой…
И вот теперь Анна Жуковская вновь и вновь вспоминает подробности лесной засады. Сама она с малышами едва сводила концы с концами. Пришла с запада с голыми руками. Фашистские власти подчищали все, не было места таким семьям и здесь.
– Не достается нам, пусть и врагу не достанется, – делает вывод Анна. – Может и мой муж в таком же затруднительном положении?
В дальнейшем Анна Жуковская была связной многих партизанских отрядов. Муж ее, капитан Красной Армии в конце войны разыскал ее и детей. Как благодарен он был своей боевой подруге за сохранность семьи и помощь в тылу.
Как выяснилось позже, воины, захватившие обоз и написавшие: «свиньям продукты не допущены…», являлись оказавшимися в окружении бойцами генерала Константинова.
ОБЫСК
Настала суровая зима 1941 года. Скрытая, незаметная жизнь текла во всех окрестных поселках Селецкого сельсовета. Чинили над народом расправу оккупанты и их приспешники из числа вернувшихся кулаков, судимых лиц и различного злодейского сброда.
Быстро приходят вести на селе, каждое из них связано друг с другом, родственными, житейскими, хозяйственными связями. Вот и приходят тревожные сообщения: в такой-то деревне забрали и ничего о нем больше неизвестно, в другой – расстреляли, в третьей – допрашивают и пытают. Люди стали недоверчивы и осторожны, ведь неизвестно, кем может обернуться даже твой сосед…
Уходили из жизни прежде всего активисты Советской власти, организаторы колхозов, партийные и комсомольские работники, а также их семьи.
Дошла очередь и до моей семьи. Как-то в декабре 1941 года, несу морозным утром воду из колодца, готовлю семье завтрак, топлю печь. Смотрю, останавливаются у моих ворот две санных упряжки. Выходят из возков начальник полиции Спепан Илясов и его братия: Николай Губарь, Анта Хурсевич, Костик Елишевич, Андрей Боровик, Костик Сивец – все при оружии, с утра под «мухой».