Война забытая, Война оболганная - стр. 24

«Меморандум Канариса», в котором оговаривается использование оуновской нечисти для «уничтожения полячества и евреев» – признанный всем миром исторический документ, фигурировавший в качестве улики на Нюрнбергском процессе. Можно не сомневаться – если бы его положения были воплощены в жизнь, ужасы вроде Волынской резни начались бы не в 1943 году, а намного раньше и имели бы гораздо большие масштабы. С 1939 по 1941 год националистическое отребье, изрядно прореженное и крепко прижатое НКВД, сидело, в основном, тише воды ниже травы. Но вот при немцах они бы развернулись на славу, и польская кровушка текла бы рекой. По большей части надуманные и многократно преувеличенные «коммунистические репрессии» на этих территориях уж точно были бы переплюнуты многократно.

Можно не сомневаться, что ни у кого в нынешней Варшаве не хватит здравого смысла, чтобы признать этот совершенно очевидный факт. Гораздо проще орать об «ударе в спину», которого на самом деле не было. Предвоенная Польша ни в малейшей степени не была ни союзником, ни даже сколько-нибудь добрым соседом Советского Союза. Обе страны готовились рано или поздно сойтись в войне, но даже с учетом всего этого летом 1939 года Москва предлагала Варшаве помощь в отражении гитлеровской агрессии. Отказались? Побрезговали? Так пеняйте же на себя. Красная армия вернула то, что должна была вернуть – сначала в 1939 году, а затем уже окончательно – в 1944-м. Мечта о «великой империи», часть которой простиралась бы по русским землям от Львова и Смоленска до Черного моря и Кавказа, уже не раз приводила поляков к самым трагическим последствиям. Чем скорее они ее окончательно похоронят, тем будет лучше для них же.

Надо отдать должное нашим великим предкам – они не страдали «толерантностью», совершенно не переживали об «уязвленном национальном достоинстве» тех, кто явился на нашу землю в роли оккупантов, интервентов, грабителей и мародеров. А потому, говоря о случившемся в 1812 году нашествии на Россию наполеоновской орды, называли вещи своими именами. К чему это я? Да к тому, что утверждать, что в 1812 году на нашу землю вторглась «французская армия», будет настолько же корректно, насколько продолжать твердить о нападении 22 июня 1941 года на Советский Союз исключительно сил нацистской Германии. Историческая справедливость требует признать: во время Отечественной войны 1812 года Россия противостояла самой настоящей «объединенной Европе», в версии XIX века. Так кто же конкретно явился к нам незваным в составе «Великой армии» Наполеона Бонапарта?

Наши предки недаром называли это вторжение «нашествием двунадесяти языков». Данное число в старорусском соответствовало нынешней цифре 12. На самом деле перечисление различных национальностей, представители которых в значительных количествах имелись в рядах наполеоновской орды, даже и в дюжину не укладывается. Их было больше. Сам Бонапарт, по некоторым воспоминаниям, говорил о том, что в «Великой Армии», насчитывавшей, по различным данным, от 610 до 635 тысяч человек личного состава, «по-французски не говорят и 140 тысяч».

Тут следует сделать небольшую оговорку. В те времена уроженцы некоторых регионов современной Франции изъяснялись на наречиях, сегодня показавшихся бы их далеким потомкам сущей тарабарщиной. Привычных нам сегодня «больших» государств, имеющих своими столицами Париж, Рим, Берлин попросту еще не существовало, поэтому многие современные историки, дабы не вдаваться в тонкости, утверждают, что в «Великой армии» насчитывалось примерно 300 тысяч французов. То есть – около половины. На «втором месте» стояли немцы, давшие Бонапарту примерно 140 тысяч бойцов. Сразу уточним – говоря об условных «немцах», в виду мы имеем подданных Баварии, Пруссии, Вестфалии, Саксонии, королевства Вюртемберг. А также образований рангом пониже, таких, как Гессенское, Баденское Великие герцогства и совсем уж «крохотулек» вроде «государств» Рейнского союза. Все это были страны, вассальные Империи Бонапарта, за исключением Пруссии, которая имела статус союзника. Третьим по численности были части и подразделения, сформированные из поляков, коих в «Великой армии» было не менее 100 тысяч. В отличие от других «нефранцузов», которых в Россию привели либо вассальная присяга их правителей Парижу, либо банальное желание получать неплохое жалование и вволю пограбить, поляки рвались в бой «за идею». Идея эта заключалась в желании уничтожить нашу страну, в которой они видели «империю Тьмы, угрожающую всей цивилизованной Европе» (подлинная цитата тех лет) и на ее обломках устроить, пусть и под французским протекторатом «Великопольшу од можа до можа». Если взять соотношение бойцов к общей численности населения стран, то Франция дала «Великой армии» 1 % своих граждан, а Великое герцогство Варшавское – целых 2.3 %. Также Наполеон рассчитывал сформировать не менее 11 крупных подразделений на территории Белоруссии и Литвы, передавать которую под управление Варшавы он и не думал, вопреки надеждам, которые питали «ясновельможные паны». С великим трудом там едва удалось наскрести еще тысяч 20 человек, причем украшением и гордостью «Великой армии» они однозначно не были. Немалый контингент предоставила Наполеону еще одна его союзница – Австрия. Топтать русскую землю явилось 40 тысяч ее подданных. Несколько меньше было там итальянцев – из Неаполитанского королевства и прочих герцогств, княжеств, городов и весей, разбросанных по Апеннинскому полуострову. 12 тысяч дала маленькая и вроде бы не воинственная Швейцария. Около 5 тысяч – Испания, в свое время отчаянно сопротивлявшаяся наполеоновскому вторжению. Остальные нефранцузские контингенты в сравнении с перечисленными выше ратями выглядят намного бледнее – португальцев, голландцев и далматийцев (современная Хорватия) было всего-то по паре тысяч. Но они были! Ведя весь этот интернациональный сброд убивать наших предков, Наполеон Бонапарт, в частности, заявлял, что целью начатого им похода является стремление «положить конец гибельному влиянию России, которое она в течение пятидесяти лет оказывала на дела Европы»! Века проходят… Ничего не меняется.