Война за океан. Том второй - стр. 33
– Рад, Николай Матвеевич, видеть вас! – сказал он Чихачеву. – Вот где свиделись! Помните, как вы не хотели покидать экспедицию? А? Хорошо было у нас на даче, за Ангарой? Кто же был прав? Вы все поручения прекрасно исполнили. Я представляю вас к награде.
С Буссэ он поздоровался спокойно, как со своим.
Подошла вторая шлюпка. Из нее вылезли Невельской и Свербеев. Невельской с ненавистью посмотрел на Буссэ: «Сытая морда… Не моему уряднику надо ее бить…»
Все пошли в домик начальника поста.
…После совещания с губернатором остались Свербеев и Буссэ. Невельской уехал с Римским на шхуну и пожаловался, что все идет не так, как надо. На шхуне готовили каюты для генерала и его спутников.
Римский-Корсаков не совсем понимал, чем так расстроен Геннадий Иванович. В одном он совершенно согласен с Невельским – в том, что гаваням на южном побережье принадлежит будущее.
– Мы пособим вам, Геннадий Иванович, – сказал он. – Я буду говорить в пути генералу и доктора Вейриха подговорю. Мы сделаем все возможное.
Вечером Муравьев прибыл на «Двину». Триста забайкальцев, идущих на Камчатку, погрузились с утра. Заканчивалась погрузка орудий. Муравьев держал перед солдатами речь. Он благословил их, поцеловал правофлангового, обнял Арбузова, Мровинского, Гаврилова и капитана.
Утром шхуна была под парами. Генерал брал с собой Сычевского. Штаб оставался в Мариинске до распоряжения. Буссэ среди штабных чувствовал себя как рыба в воде. Невельского все хвалили, что открыл и занял вовремя Де-Кастри, но его плечи ссутулены и вид расстроенный.
– Тут настоящий порт. И эта картина – столько судов стоит! Я еще не видел устья Амура, но нахожу ваши действия отличными! Благодарю вас! – сказал генерал.
Вот и прощальный гудок. А Невельской стоит на берегу и думает, что делать, как теперь быть.
Чумбока подходит к нему.
– Едем, капитан?
– Да… – встрепенулся Геннадий Иванович.
В тот же день Невельской со своим неизменным спутником Чумбокой плыл по озеру Кизи. Затемно он был в Мариинском посту. Урядник встречал его. Вид у Пестрякова мрачный.
«Что-нибудь случилось?» – подумал Невельской и спросил тревожно:
– Есть почта?
– Письмо вам из Петровского, Геннадий Иванович.
Невельской быстро взял пакет, разорвал и прочел письмо при свете фонаря. Жена извещала, что старшая дочь после нескольких тяжелых приступов умерла.
– Я немедленно еду в Петровское, – сказал Невельской. – Чумбока, – обратился он к гольду, – у меня дочь умерла.
– Я поеду с тобой, капитан, – сказал Чумбока.
Глава тринадцатая. На Камчатке
– А Завойко должен сражаться и принять удар на себя. Только с чем я должен сражаться? Со старыми шестифунтовыми пушками, что привезены из старинного порта Охотска? Да еще есть у меня два бомбических орудия! Вот и вся наша артиллерия! Вот что есть Камчатский порт, о котором так заботится три года Муравьев! Вот с чем мы встречаем врага! Нет, это не забота, Юленька, а насмешка! И стыдно мне не за себя.
Так с яростью, досадой и возмущением говорил Завойко своей жене, вернувшись после военного совета, в котором состояли командиры двух мелких судов Камчатской флотилии, полицмейстер, офицеры и чиновники и который созван был по случаю получения писем от русского консула из Сан-Франциско и от гавайского короля Камехамехи. В этих письмах, доставленных американским китобоем, сообщалось о разрыве России с Англией и Францией. А из Петербурга и от Муравьева не было ничего. Нет никаких кораблей. Завойко решил, что надо действовать, не дожидаясь официальных бумаг, которые по случаю штормов могли прийти бог знает когда.