Война потерянных сердец. Книга 2. Дети павших богов - стр. 42

Глаза уже выделили из темноты человеческий силуэт. Белая кожа, белые волосы, белые глаза, белые одежды.

– Вставай, – сказала Нура.

Я уже вставала.

– Что случилось?

Мне не требовалось ответа. Воздух звенел, как бывает перед ударом молнии – из тех ударов, что возбуждали голод Решайе.

– Казарцы ударили первыми. Они у порога. Надо отогнать.

Она говорила об этом как о скучной обязанности – так говорят о пробравшихся в амбар крысах или о давно не чиненной изгороди. Встав, я взяла из ее рук военный мундир, сунула ноги в сапоги и быстро, не зажигая огня, оделась.

Когда я шагнула к Нуре, она бросила на меня быстрый взгляд с легчайшим намеком на колебание. Не было времени его осмыслить – она уже применила стратаграмму, и мне ударил в лицо вал холодного воздуха.

Темнота спальни сменилась серебристой тенью ночных гор, лунный свет перетекал через вершины пролитым нектаром. Мы стояли на одном из пограничных постов, в обе стороны протянулась стена. Кругом, обратив лицо к горизонту, стояли сиризены.

Я не сразу разобрала среди деталей ландшафта, что мы видим.

А потом изображение разом проявилось. Я сдержала ругательство.

Сколько их было? Тысяча? Две? Они вливались в ложбину хребта – пешие и конные, с разметившими ряды кровавыми огоньками факелов.

– Как они успели, гады? – резко спросила Нура.

– Стратаграммами. Из укрытий в горах. – Ансерра смерила меня взглядом. – Хорошо хоть с нами великая спасительница.

– И впрямь спасительница, – промурлыкал знакомый голос.

Я обернулась к подошедшему Зериту – руки в карманах длинного белого плаща, губы кривятся в улыбке. Но когда он шагнул ближе, я разглядела кое-что под невозмутимой гладью его лица, под этой усмешкой, и знакомая мина превратилась в нераскрашенную маску.

– Тебе известно, что я положил к ногам Эсми Варнилл в обмен на союзничество Казары. И вот чем она платит за мою щедрость.

– Вести расходятся быстро, – сказала Ансерра. – Проведали, что вчера ты отослал войска.

– И вообразили, будто я так глуп, чтобы подставить им глотку, как жертвенный агнец? Они еще узнают, кто из нас растянут на мясницкой колоде.

Когда он вновь обернулся ко мне, маска сползла с его лица, открыв зазубренную сталь. Что-то в нем переменилось, стало грубей, острей, не так туго зажато в кулак. Он подступил вплотную, и я увидела, что в глазах у него одна только ненависть, а вокруг глаз тени, каких раньше не бывало.

– Я видел, что ты сотворила с теми рабовладельцами! – прорычал он. – И требую, чтобы этим пришлось хуже.

Решайе напрягся; мой страх, или близкая кровь, или то и другое вместе пробудили в нем голод.

Я смотрела на наступающих. Тысячи людей. Тысячи жизней.

– Рабовладельцев было полсотни, – сказала я. – Здесь тысячи.

…Перед нашими силами это ничто… – прошипел Решайе, будто оскорбленный моей нерешительностью.

Зерит мерзко хихикнул. Взял меня пальцами за подбородок, повернул к себе и склонился, будто для поцелуя:

– Как будто я не знаю, на что ты способна!

Сейчас, в упор, я видела паутину темных сосудиков под бледной кожей век.

Он выпустил меня и обратился к остальным:

– Они подходят через перевал Эрваи. Если обрушите там скалы, они будут раздавлены.

Раздавлены… Буквально. К горлу подступила желчь. Ноздри вдруг наполнились запахом дыма.

– Это неразумно, – сказала я. – Если Эсми Варнилл сложит оружие, ты получишь Казару со всеми войсками. Зачем уничтожать то, что можно присвоить?