Война 2017. Мы не рабы! - стр. 27

Вот примерно так и будет завтра. Про себя я решил так и назвать операцию. «Мизер». Ни одного козыря, только наглость и отчаяние. Авантюра. В академии меня бы порвали на части и выгнали обратно в войска с понижением как выжившего из ума. И ходил бы я вечным дежурным по части и старшим на всех хозяйственных работах и «куда пошлют». В армии есть разница между «Товарищ майор» и «Эй, майор».

Когда вечером появился усталый, нервный, злой, измотанный Миненко, я поделился с ним своими мыслями с выкладкой и схемами. Он сделал добрый глоток хозяйской медовухи, закусил сильной затяжкой сигареты. И мрачно произнес:

– Знаешь, командир. Я бы назвал «Абзац».

– Почему?

– Если мы победим, то это станет красной строкой в летописи борьбы с фашистами…

– Не думал, что чекисты способны на романтические чувства.

– А если проиграем, то очень уж хочется провести аналогию: «абзац» – «трындец» – «холодец» – «конец». Понимаешь, я забрал наши радиоуправляемые мины и передал их нашим людям на авиабазе, изготовил «гондонные бомбы». Предварительно испытали. Рвет хорошо, только вот мы взяли две бутылки. В одной презик быстро растворился, и он рванул минут через тридцать, а во второй – через шестьдесят семь минут.

– Думаю, что американцы, подобно немцам, чтят букву инструкции и поэтому запустят авиацию за час до выхода колонны.

Зашел хозяин дома Захаров, он рассказал, что за местными полицаями прибудет завтра автомобиль с их новым начальством, и тогда уже поставят их вдоль дороги. Где именно – никто не знает.

– Ты мне вот что скажи, Захаров. – У Миненко был загадочный вид. – Точно, что их никто не знает? Я имею в виду начальников полицейских?

– Точно. Прежних арестовали, те там что-то много украли, вот новых и поставили.

– А сбор у полицаев где?

– Вот здесь. – Захаров на карте указал развилку примерно в паре километров. – В шесть ноль-ноль завтра. Наши придурки поедут на Пашке – это шеф местной полиции.

– Понятно. – Миненко кивнул. – Какая машина у этого начальника гестапо?

– «Жигули» третьей модели, красная, как пожарная машина.

– Да, такую машину ни с кем не спутаешь. – Миненко злорадно потер руки и вышел из дома, на ходу доставая мобильный телефон.

– Эй, Иван, ты тот телефон достал? А то… это… раньше времени устроишь салют.

– Все нормально. Тот самый, что мне сейчас нужен.

Минут через пятнадцать он вернулся, улыбаясь своей обычной лучезарной улыбкой, подмигнул мне, а когда Захаров вышел за хлебом на кухню, наклонившись к уху, рассказал:

– Коль этих полицаев никто не знает, то их завтра возьмут тихо, переоденутся и встанут на дорогу.

Я оценил изящество задуманного и просто показал ему большой палец. Не сговариваясь, мы решили не посвящать Захарова в этот план. Не то что не доверяли ему – просто односельчане, пусть и подонки, а все равно жалко. Русский человек – жалостливый, лежачего бить не будет.

Так и русские женщины одинаково совали последнюю краюху хлеба и кому-то из советских пленных, когда их гнали немцы, и пленному немцу, когда тот шел в колонне под конвоем советского солдата.

Поэтому от греха подальше лучше при Захарове молчать, а то будет добрый дядька корить себя за смерть недоумков. В том, что они не доживут до обеда, отчего-то я не сомневался ни секунды.

Был ли я готов к тому, что вот так просто Миненко решает чьи-то жизни, что мы точно так же планируем убить массу незнакомых нам людей? Нисколько. Только внутри было возбуждение. Я старался его гасить. Только вот выпить много нельзя, а от никотина и в горле уже першит, и глаза слезятся. Часов в одиннадцать вечера мы легли спать. Надо было вставать часа в три.