Война 1812 года в рублях, предательствах, скандалах - стр. 25

Карл фон Клаузевиц поясняет:

«При таких условиях удар по воздуху в направлении Рудни являлся чрезвычайно опасным предприятием, так как он мог привести к потере пути отступления. Хотя это известие не было достоверным и представляло, скорее, плод различных соображений и догадок, и хотя такое сосредоточение французской армии было явно неправдоподобно <…> однако невозможно было уговорить Барклая предпочесть неизвестное известному и помешать ему самому пойти с первой армией по дороге на Поречье, задержав на дороге в Рудню вторую армию».

Естественно, князь Багратион «был чрезвычайно недоволен отменой первоначального решения, и с этого времени стали постоянно возникать разногласия и споры между обоими генералами».

Эх, если бы только с этого времени…

Горячий по натуре, князь Багратион с самого начала войны не скрывал своей неприязни к Барклаю де Толли. С самого начала войны он ратовал за наступление и всячески критиковал стратегию военного министра. При этом обоих полководцев не могло не страшить возможное окружение. Именно поэтому, кстати сказать, было принято решение далеко от Смоленска не отходить и обеим армиям не отдаляться друг от друга дальше чем на расстояние одного перехода.

Осторожность Барклая вполне понятна: Наполеон мог занять Смоленск и отрезать русские войска от Москвы. Абсолютно достоверных сведений о положении войск Наполеона у него не было, а посему слишком рисковать он не счел нужным. Позиция князя Багратиона была несколько иной: сам он вряд ли знал о противнике больше, чем Барклай, но зато был совершенно уверен, что действовать нужно иначе. Но вот как? Как и всегда, обладавший вулканическим темпераментом, князь Багратион предпочитал довериться своей интуиции.

При этом в отношении Барклая он заявил следующее:

«Невозможно делать лучше и полезнее для неприятеля, как он <…> Истинно, я сам не знаю, что мне делать с ним, и о чем он думает?»

С. Ю. Нечаев удивляется:

«Право же, складывается впечатление, что все, что думал и делал Михаил Богданович, вызывало в тот момент у князя Петра Ивановича изжогу».

Как видим, противостояние Барклая и князя Багратиона под Смоленском лишь усилилось. В результате, после соединения с 1-й Западной армией, последний уже открыто стал обвинять Михаила Богдановича в неспособности руководить войсками.

Позднее Барклай так написал про свои отношения с князем Багратионом:

«Я должен был льстить его самолюбию и уступать ему в разных случаях против собственного своего удостоверения, дабы произвести с большим успехом важнейшие предприятия».

Как следствие, и это отмечает британский военный историк Дэвид Чандлер, «личные разногласия Барклая и Багратиона дошли до такой степени, что это уже мешало согласованию действий их армий».

Тем временем русские войска на четыре дня (с 28 по 31 июля) вообще остановились и простояли на месте, непонятно чего ожидая. В результате у Багратиона «лопнуло терпение», и он, в сущности, почти вышел из повиновения Барклаю.

А может быть, именно это и стало причиной «странного» стояния русских на пути к Рудне?