Вовка-центровой - стр. 2

– Вовка, ты, что совсем псих? Отвечай, вспомнил чего или нет? – вновь закричал Мишка, в его голосе явно нарастала паника, – Батя точно нас отлупцует, как сидоровых коз, когда со смены придет.

– А ты кто? – наконец выдавил из себя Челенков.

Вокруг послышались удивленные голоса.

– Ну, Вовка дает, придуривается токо так!

– Да Мишка я, твой брат младший, ну что вспомнил! – уже чуть не плача сказал парень.

– Нет, не вспомнил, – уже понемногу начиная соображать, сказал Федор Иванович, – скажи, а что со мной случилось, я не помню ничего.

– Мы играли в футбол, потом началась гроза, все побежали в башню, ты начал под дождем прыгать, ну тут в тебя молния и ударила, – хором заговорили ребята.

Федор Иванович лихорадочно размышлял.

– Никогда не думал, что со мной случилось то, во что совершенно не верил, от удара молнии мое сознание переместилось в какого-то мальчишку.

Он напрягся, но кроме вертящейся на языке фамилии ничего вспомнить не мог и ту же уточнил:

– Миша, мы с тобой Фомины?

Тот радостно закричал:

– Вот видишь понемногу начал вспоминать! Давай пошли домой, а то мамка заругает, мы и так задержались. А я тебя по дороге проверю, может, что еще вспомнишь.

– Ну, пока, ничего путного в голову не идет, – буркнул Вовка, то есть Федор Иванович, до которого в полной мере начало доходить, что он не в современном ему мире.

– Мишка, а день, то хоть какой сегодня? – спросил он, когда они уже шли вдвоем в сторону домишек.

– Ты и этого не помнишь, – вздохнул брат, – сегодня второе июля 1947 года, запомнил?

Федор Иванович остановился, к его удивлению, он непроизвольно заплакал.

– Ты че Вовка, ноешь? – с удивлением в голосе спросил Мишка, – ну, тебя, однако, и треснуло, ныть стал. Ты ведь даже когда батя лупцевал, никогда не плакал.

Челенков шмыгнул носом и вытер его рукавом. Жесткая заплата больно ширканула по коже. Но слезы идти перестали.

– И ведь наверняка, это переселение навсегда, – думал он. Но по мере того, как они приближались к своему дому, в который ноги вели его сами, в душе тоска и уныние проходили, при мысли, что судьба дает ему шанс прожить еще одну жизнь.

Когда они вошли в грязный коридор, пропахший нафталином и дустом, Вовкины руки автоматически сняли сандалии и надели почти такие же домашние тапки.

Мишка первый прошел дальше, и когда Вовка последовал за ним, то обнаружил, что находится в маленькой кухне, в которой стоит спиной к ним худенькая женщина что-то размешивающая в кастрюльке, стоявшей на гудящей керосинке.

На шум она повернулась к ним, и Вовка увидел ее лицо еще молодой женщины чуть старше тридцати лет, когда-то очень красивой, но видимо бремя забот и тяжелый труд раньше времени состарили ее.

Мама вначале поглядела на них с улыбкой, но затем ее лицо стало задумчивым, потемнело, а потом она произнесла:

– Ну, быстро колитесь, что стряслось, и не врите мне, я вас вмиг на чистую воду выведу?

Федор Иванович, стоял молча, искоса поглядывая на Мишку. Наконец, тот решился и, как ухнув в воду, сказал:

– Мама ты только не волнуйся, в грозу Вовку молния стукнула.

Женщина побледнела, оперлась о стол, испачканными в муке руками.

– Вовик, это правда? – рыдающим голосом обратилась она к старшему сыну.

– Да, – коротко, ответил Челенков.

– Давай скорей раздевайся, я посмотрю, что там у тебя, может, надо врача вызвать, – засуетилась она.