Вовка-центровой - стр. 16
По окончанию нравоучений и мытья посуды, все уселись за стол и начали играть в лото под звуки классической музыки из репродуктора.
Через час, отец скомандовал спать, Мишка полез на верхнюю койку, а Вовка улегся вниз.
Свет был потушен, за окном была темнота и только от завода, слышался далекий скрежет работающих механизмов.
Вовка лежал, на кровати упершись взглядом в доски второго яруса, сна не было ни в глазу. Минут через двадцать, когда Мишка громко засопел, за ситцевой занавеской у родителей ритмично заскрипела кровать, вскоре раздался сдавленный женский стон, после чего оттуда также донесся храп отца.
Вовка все не мог заснуть, он все думал, что и как делать. Плыть по течению, оканчивать школу, поступать учиться дальше, или сразу пробиваться в футболе, показать себя, хотя, что значит, в это время быть футболистом, ничего особенного, только известность, с которой нет особого проку. Так ничего и, не придумав, он решил, что пока надо просто жить и только осмотревшись, предпринимать какие-либо шаги. Все же он через какое-то время, заснул, несмотря на шипение закончившего передачи радио.
Его, как и родителей разбудил рупор.
Отец и мать, переговариваясь, одевались у себя за занавеской, Мишка, спал как убитый, несмотря ни на что. В рупоре играл гимн Советского Союза.
Отец, выйдя в комнату, удивленно посмотрел на него.
– А ты чего вскочил, спал бы еще. Куда тебе торопится?
– Да, не батя, – сказал Вовка, – что-то не спится, сейчас на зарядку сбегаю, потом ополоснусь.
– Мать, ты слыхала, что сын говорит, – засмеялся отец, – а ты рыдала вчера, всех бы так молния ударяла, было бы здорово.
Между разговором отец ловко правил опасную бритву на широком кожаном ремне, и затем, намылив лицо помазком уверенными широкими движениями начал бриться.
– Хорошо, хоть во взрослого не попал, – мелькнула мысль у Вовки, – хер бы я побрился, скорее горло перерезал.
Пока отец умывался мать, успела собрать завтрак на столе, холодная вареная чечевица черного цвета и чай с ржаным хлебом. Родители быстро поели и стали собираться на работу. Заводской гудок уже гудел вовсю.
– Вова, – сказала мать, – когда, свою зарядку сделаешь, разбуди брата, вам сегодня задание распились два бревна на дрова, если не помнишь, где, что, Мишка покажет, и в магазин сходите, может сегодня сливочное масло будет, говорили что по пятьдесят грамм на человека дадут. В духовке луковый суп, не забудьте поесть.
Говоря все это, она полезла под кровать братьев и начала там что-то искать. И со звоном извлекла оттуда гитару.
– Пашка, ты посмотри, что у парней под кроватью! – упавшим голосом произнесла она.
Отец, уже стоявший у дверей быстрым шагом подошел к старшему сыну и схватил его одной рукой за грудки и легко поднял в воздух, Старая гимнастерка подозрительно затрещала, а у Вовки сперло дыхание.
– Сейчас задушит, – мелькнула мысль. Между тем Павел Александрович побагровел и, продолжая легко держать сына на весу, закричал:
– Ты, что воровать начал, признавайся, да я тебе сам руки выдерну, если что. У Фомина сын вором стал! Признавайся! – и тряхнул Вовку еще раз. Тот, полузадушенный, махал руками не в силах ответить, и только пронзительный вопль проснувшегося Мишки спас положение.
– Папка, ему летчик гитару в больнице подарил! Не бей его!