Вот так мы теперь живем - стр. 79
– Гетта, – сказал Роджер после завтрака, – выйдите со мной в сад.
– Вы не поедете на работы?
– Сейчас нет. Я не каждый день езжу на работы.
Генриетта надела шляпку и вышла в сад, зная, что сейчас Роджер повторит свое предложение. В первый же день, увидев у себя в комнате белую розу, она поняла, что так будет, но на сей раз не могла решить, что ответит. Она знала, что любит другого. Этот другой никогда не объяснялся ей в любви, но Генриетта была уверена, что чувство взаимное. Так что она вроде бы не могла принять предложение кузена. И тем не менее Генриетта почти готова была сказать себе: он должен получить, что хочет, просто потому, что этого хочет. Он такой добрый, такой благородный, такой щедрый, такой преданный – вправе ли она отказать настолько хорошему человеку? И она полностью взяла его сторону в отношении Мельмоттов. Мать столько восхваляла Мельмоттовы деньги, что Генриетта уже не могла о них слышать. Тут ничего благородного не было, а вот Роджер вел себя как джентльмен без страха и упрека. Неужели он обречен до конца дней тосковать оттого, что девушка его не любит, – человек, достойный всяческой любви!
– Гетта, – сказал Роджер, – возьмите меня под руку.
Она взяла его под руку, и он продолжал:
– Меня вчера немного раздосадовал священник. Я хочу быть с ним вежливым, а он вечно на меня нападает.
– Но в этом же нет вреда?
– Вред будет, если он научит меня или вас думать пренебрежительно о том, что нас учили уважать.
Значит, подумала Генриетта, разговор будет не о любви, а всего лишь о церкви.
Роджер продолжал:
– Он не должен был при моих гостях нападать на нашу веру так, как я не стал бы говорить о его вере ни при каких обстоятельствах. Мне было неприятно, что вы это слышите.
– Не думаю, что мне это хоть как-нибудь повредило. Я ничуть не поддалась. Думаю, они все так говорят. Это их работа.
– Бедняга! Я пригласил его к себе, поскольку меня огорчало, что джентльмен по рождению и воспитанию совсем не бывает в хороших домах.
– Мне он понравился, только не понравилось, что он говорил глупости про епископа.
– И мне он нравится. – Роджер помолчал. – Полагаю, брат не особенно рассказывает вам о своих делах.
– О своих делах? Вы про деньги? Он никогда не говорит со мной о деньгах.
– Я имел в виду Мельмоттов.
– Нет, не говорит. Феликс вообще почти со мной не разговаривает.
– Интересно, приняла ли она его предложение.
– Насколько я понимаю, практически приняла еще в Лондоне.
– Я не могу разделить чувства вашей матушки по поводу этого брака, поскольку, в отличие от нее, не считаю деньги чем-то настолько важным.
– Феликс очень расточителен.
– Да. Но я собирался сказать, что, хотя для меня невозможно одобрить задуманный ею брак, я вполне осознаю ее бескорыстную преданность сыну.
– Маменька всегда думает только о нем, – сказала Гетта, вовсе не думая упрекнуть мать в безразличии к себе.
– Знаю. И хотя мне думается, что другой ребенок достоин лучшего вознаграждения за свою любовь и заботливость, – при этих словах он глянул на Гетту и улыбнулся, – я вижу, как она печется о Феликсе. Знаете, когда вы только приехали, мы с ней чуть не поссорились.
– Я чувствовала, что произошло что-то неприятное.
– А потом опоздание Феликса меня разозлило. Я становлюсь старым брюзгой, иначе не обращал бы внимания на такие мелочи.