Воспоминания отца. 29 лет в Советской Арми - стр. 7
На первом и втором курсах техникума мы проходили производственную практику в слесарно-токарных мастерских, при которых был и кузнечный цех. Нас учили многому, давали специальность. В кузне, например, вначале надо было обрубить зубилом брусок чугуна, или стали, потом обработать его рашпилем и добиться, точно по угольнику, прямых углов между всеми сторонами бруска. Потом напильником брусок доводился, чтобы получить совершенно точно девяносто градусов между всеми сторонами бруска и гладкие поверхности, и нужный размер. Эта операция требовала очень много времени и вырабатывала в ученике терпение и тщательность в работе. Технология обучения и воспитания. Иногда просто опускались руки, когда приходилось шабрить отдельные точки на бруске по десять-пятнадцать минут, помеченные мастером краской.
Потом были работы на токарном, фрезерном и на строгальном станках. Мастер знакомил нас с чертежами, учил их читать, учил пользоваться измерительными приборами: металлической линейкой, штангенциркулем и микрометром. По чертежам мы делали детали, а Мастер потом проверял за нами размеры и заставлял переделывать, если находил ошибки. Тогда я понял, что такое точность измерений, что такое «допуски» и «посадки» при сопряжении деталей. Эта практика мне пригодилась, когда, будучи инженером, я делал чертеж детали, или прибора, и потом заказывал их изготовление на опытном производстве. Мне было проще этим заниматься, зная возможности станков и рабочих, точность измерений.
Самой эмоциональной была работа в кузнечном цехе – в горячем цеху, как говорил мастер. Основной практикой для нас была ковка раскалённого в горниле бруска до нужной формы и размера. Мы поочередно колотили брусок кувалдами и молотками, добиваясь необходимого размера. При этом каждый работал поочередно то молотобойцем, то правильщиком. Раскалённый брусок при этом клещами поворачивали разными сторонами под удары кувалды. Тяжкая работа.
Были и происшествия.
Как-то Мастер начал обрабатывать раскаленную до красна в горне заготовку для металлического молотка, поставив меня молотобойцем. Он поворачивал щипцами на наковальне заготовку, а я должен был бить по ней кувалдой по тому месту, которое показывал мне Мастер своим маленьким молоточком на длинной ручке.
В кузнице стоял сильный шум от горна и раздувающих его мехов, от ударов паровых молотов и работы других кузнецов. Мастер что-то кричал мне, но я его плохо слышал. Я замахивался через плечо кувалдой и бил ею по накалённой заготовке в то место, по которому постукивал мастер своим молоточком. Кувалда была такой тяжелой, что я еле делал замахи. Мастер вроде крикнул: «Крепче!». Я сильно замахнулся кувалдой и ударил ею по заготовке. В это время Мастер крикнул мне: «Легче!», но я не понял и собрал все свои силы и через плечо со всего маха ударил по наковальне в то место, где только что лежала заготовка. Видя мой замах, и поняв, что я не услышал его, Мастер сдернул заготовку с наковальни, и мой молот со всей мочи опустился на пустую наковальню, ручка сломалась у основания, осталась у меня в руках, а молот подскочил под потолок кузницы. Мастер закричал: «Берегись!» и студенты, стоявшие вокруг, начали разбегаться. Я успел отскочить в сторону от падающей кувалды. Кусок красной окалины отскочил от наковальни и попал за ботинок стоявшему рядом студенту! Студент закричал от боли, присутствующие кинулись к нему стаскивать ботинок! Я же почувствовал сильную боль в ладони правой руки. Возле основания среднего пальца.