Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг. - стр. 32

Бесстрастное суждение о всем, что предшествовало беспримерной катастрофе р[усской] государственности и подготовило ее, требует от современников недавнего прошлого либо недостижимой резиденции, либо недопустимого безразличия.

Вся душа всколыхнется, когда вспоминаешь минувшего дни, и битвы, где вместе сражались они[186]. Потому борьба сия [нрзб.], ее психологические данные [предполагает] сближение с реальной борьбой на бранном поле, [нрзб.] И тогда невольно всколыхнется вся душа, когда вспоминаешь минувшие дни и битвы, где вместе рубились они.

Настоящие воспоминания намеренно озаглавлены мной «Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.» Воспоминания не претендуют ни на полноту, ни на абсолютную протокольную точность. Последняя исключается уже тем, что я никогда не вел никаких дневников и к тому же не располагал при написании своих воспоминаний никакими материалами. Все материалы, которые в свое время в изобилии находились в моих руках, не исключая стенографических отчетов заседаний Государственного совета, при бегстве моем из Петрограда в Финляндию в феврале 1920 г. поневоле были брошены на произвол судьбы. Пришлось полагаться исключительно на свою память. В общем и целом она мне, смею думать, не изменила. Но, конечно, отдельные мелкие фактические погрешности этим не исключаются[187]. За всякие указания на них я буду премного благодарен.

По условиям эмигрантской жизни я имел возможность приняться за свои воспоминания далеко не сразу. Они написаны мной в течение 1929 и 1930 гг. Представляют ли они объективную ценность, судит не мне. Могу сказать только одно: я старался писать их sine ira et studio[188], не скрывая вместе с тем своего личного отношения к событиям и лицам, кот[оры]х приходится касаться. Другой вопрос, насколько мне это удалось. Но мои оценки событий и лиц, которых приходилось мне касаться, немудрено найти субъективную окраску. История Государственного] совета за период нашей кратковременной конституционной эры, несомненно, представляет много интересного и поучительного[189]. Мне приходится говорить о том минувшем, предшествовавшем беспримерной катастрофе русской государственности от лица русских патриотов, переживших крушение сей крепости, всего того, что нам было бесконечно дорого, всего того, что составляло смысл нашей жизни.

Изображение и оценка политический событий недавнего прошлого или принимавших участие в них со стороны общественных деятелей, вовлеченных в орбиту этих событий, неизбежно отличается известной односторонностью.

Политическая] оценка современниками событий недавнего прошлого и лиц, принимавших участие в них, вообще вещь трудная. Она сугубо трудна, когда приходится кас[аться] так[их] событий эпохи, какою б[ыла] эпоха, непосредственно предшествовавшая беспримерной катастрофе русской государственности. У всех русских патриотов, без различия полит[ической] окраски, переживших… Душа изранена вконец.

Я сам сознаю, что тон моего изложения не отличается олимпийским спокойствием. Но возможно ли требовать такового от человека, которому пришлось пережить все то, что выпало на долю