Воспоминание о Вальсе - стр. 27
Этих-то миров давно нет уже, от них одни отпечатки остались в пустоте. Вот как умирает какой-нибудь трилобит, и останется от него отпечаток в песке. Вот такие же отпечатки остаются от умерших космосов.
А мы их смотрим. Изучаем. Космосы, которые были. Космосы, которые есть. Космосы, которые будут. Там-то и увидим его. Космос, которому нет равных. Потому что раньше мы смотрели на космосы, а теперь космос посмотрит на нас.
Посмотрит-посмотрит и скажет:
Моя линия.
Почему его? Потому что тоненькая-тоненькая ниточка от нашего мира тянется, вырастает в другой космос, в третий космос, а там и в космос, на который можно не только смотреть, который сам смотреть может.
А потому без нашего мира где-то там далеко в будущем тот космос не получится.
Вот он нас и не трогает.
Вот он и смотрит на нас и говорит:
Моя линия.
Стоп-стоп-стоп, ничего мы не увидим, никакой космос, потому что мы где, мы вот они, здесь, сейчас, а тот космос будет через мириады лет, когда от нас уже даже памяти не останется. Значит, мы его не увидим. И он нас не увидит. Или нет, что-нибудь придумаем, мы выйдем за границы не только нашей вселенной, но и времени, или телескоп какой сделаем, чтобы через время смотреть. Или тот космос по другим космосам хаживать научится, не только по тем, которые есть, но и по тем, которые были, и которые будут…
А как я умру?
А вот. Нет, нет. Мы сделаем телескоп, который будет смотреть через время. И через вселенные. И поглядим. И увидим. Потому что однажды космос посмотрит на нас и скажет… нет, уже не – моя линия, а —
А как я умру?
Потому что мы видим будущее, а он не видит. И мы будем исследовать, мы будем заглядывать туда, вперед, вперед, и найдем тот момент, когда космос погибнет, поглощенный другой вселенной, сильной, мощной, для которой могучий космос – малая песчинка, пылинка, искорка, которая пойдет большой вселенной на запчасти…
И мы это увидим. Там, впереди. И долго не решимся сказать космосу, как он умрет. А космос сам догадается. Спросит нас, правильно ли он догадался. И мы ответим – да.
Вот так:
Да.
Космос больше ничего не спросит. Мы сами догадаемся, что он хочет спросить. И мы сами будем искать, откуда взялась та большая вселенная, как сделать, чтобы она не взялась. И не успеем найти, поймем раньше – когда вселенная-победитель разлетится в прах. Так разлетаются в прах те, кто убил в прошлом самого себя или своего прародителя…
И мы скажем космосу, что нужно делать. А все очень просто, выискать эту веточку, из которой пробьется новая вселенная, веточку и зарубить. И все будет хорошо.
А космос не захочет рубить веточку, а космос будет искать ту, большую вселенную, чтобы сказать ей, что она – его линия, и рассказать, что такое – его линия. И мы тоже будем искать ту вселенную, чтобы сказать ей…
…или нет. Мы не успеем найти большую вселенную, она опередит нас, она сожрет космос, а потом и нас сожрет, и ничего мы не сделаем, ничего-ничего…
…или нет. Ничего, ничего, ничегошеньки-ничего мы не найдем, ни той, большой вселенной, ни того космоса, потому что мы не можем выйти за пределы своего мира, запертые в клетку трех измерений.
И космос не скажет нам – моя линия.
Никогда.
Хотя… откуда-то же я все это знаю, верно? Знаю. Про другие космосы, про константы, про вымершие вселенные, про те, которые будут… Так откуда же? Значит… значит, я могу смотреть туда? Значит… значит, я вижу другие космосы? Значит, уже не нужно изобретать никакие телескопы? Значит… они уже есть? Это хорошо, что они уже есть, а то времени-то мало осталось, сижу на последнем этаже высокой башни, смотрю на выжженную пустыню за окном, на раскаленное солнце в полнеба, уже не надеюсь найти людей, я знаю, что их нет, ищу, как можно увидеть ту вселенную, чтобы он посмотрел на меня и сказал – моя линия.