Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - стр. 12

«Он нацелил свой сонар на нас, – говорит Шейн, по-прежнему прислушиваясь к звукам в наушниках, – а сейчас уходит вниз».

Сфокусированный сонар обстреливает нас быстрыми сериями щелчков. Иногда их бывает до 600 в секунду, и тогда на слух они воспринимаются как жужжание.

«Знаете, похоже, это кит-подросток», – говорит капитан Дэйв. «Да, небольшой. Но мне кажется, не тот, которого мы услышали первым».

Такие предположения, основанные на опыте, постепенно приведут к точной идентификации обнаруженной особи.

Пока же вопрос остается открытым. Кто это? Из какой он семьи?

Внезапно в 400 метрах от нас взметается фонтан другого кашалота. Он движется быстро и уверенно – черная громада, рассекающая белое от солнца пятно на поверхности волн.

Мы выдвигаемся в сторону этого нового кита. Примерно каждые 10 секунд он выбрасывает фонтанчики насыщенного влагой воздуха, очищая кровь и заново насыщая ее кислородом.

Совсем рядом, на расстоянии всего в корпус лодки, неожиданно выныривает китенок длиной от силы 4,5 метра.

«Глуши! Глуши мотор! – кричит Шейн. – Его мать прямо здесь!»

Я смотрю вниз – и, потрясенный, замираю. Я вижу прямо под собой темную морду огромного кашалота. Я даже не сразу понимаю, на что именно я сейчас смотрю.

«Она спит, – поясняет Шейн, – вертикально».

Наконец до меня доходит: мать китенка отдыхает, зависнув в воде носом вверх. Хвоста отсюда не видно, ее тело слишком огромно. Это ее фонтан мы заметили самым первым.

Кашалоты спят в вертикальном положении.

«Им то и дело приходится подниматься, чтобы вдохнуть», – говорит Шейн.

Киты никогда не дышат машинально, вдох и выдох они делают сознательно.

Китенок движется, коротко заныривая на небольшую глубину.

«Этому детенышу приходится погружаться и тереться об область соска, чтобы молоко начало выделяться. Так мы обычно понимаем, что молодняк еще на отнят от груди».

Молоко – это, по сути, жидкая форма матери. Растущие детеныши млекопитающих состоят исключительно из материнского молока, преобразованного в плоть и кровь, кости и прочие растущие и развивающиеся системы, в биение пульса и сытое мурлыканье. Большинство кашалотов кормят потомство четыре-пять лет, хотя некоторые делают это гораздо дольше. Среди отмеченных здесь китят самый старший оставался сосунком в восемь лет. Известный рекорд составляет 13 лет. Самки не беременеют снова, пока не откормят предыдущего детеныша. Они могут жить до 65 лет, но возраст самой старшей беременной самки составлял 41 год[7].

В разных семьях к кормлению китят подходят по-разному. В «Семерке» детеныш сосет только свою мать. В семье «J» принято совместное вскармливание. В семье «T» самка Терека, у которой никогда не отмечали размножения, помогала выкармливать двух малышей, Топа и Тёрнера. «Иногда они оба сосали одновременно, пристроившись по сторонам от нее, – вспоминает Шейн, – по одному на каждый из двух сосков. Это удивительно!»

Как такое могло получиться? Почему?

«Просто в семье "Т" так принято».

В «Семерке» Диджит было три года, ее уже отняли от груди, но потом она запуталась в рыболовных снастях и потеряла возможность нормально плавать. Когда оказалось, что Диджит не способна двигаться как нужно, ее мать, Фингерс, снова начала кормить ее. Сейчас Диджит уже шесть лет, она по-прежнему таскает на себе обрывки снастей – и по-прежнему сосет мать.