Восьмой круг. Златовласка. Лед (сборник) - стр. 27

– Я ни разу не давал показаний для защиты, – сказал с жалким видом Флойд.

– Это, в сущности, то же самое. Просто говори уверенно и не волнуйся. Вот для чего я хочу воспроизвести с тобой произошедшее, чтобы у тебя на все был готов ответ. – Мюррей вынул расшифровку пленки Ландина и бегло ее просмотрел. – Во-первых, когда ты с Ландином был здесь в тот день, как вы действовали?

– Ну, мы шли к деловой части города. Он по этой стороне улицы, я по той. Держа друг друга в поле зрения.

– Хорошо. Теперь скажи, как различаются ростом мистер Харлинген и Ландин?

Флойд смерил Харлингена взглядом.

– По-моему, они примерно одинаковы.

– Тогда он будет Ландином, а мы с тобой перейдем улицу и будем держать его в поле зрения.

Они прошли так два квартала, Мюррей наблюдал, как жемчужно-серая шляпа Харлингена подскакивает над крышами заполнявших авеню машин. Потом Флойд внезапно остановился, и Мюррей заметил, что одновременно остановилась и шляпа Харлингена.

– Тут я перешел улицу, и мы поели там, где сейчас стоит мистер Харлинген, – сказал Флойд. – Это буфет с горячими сосисками.

– Продавец узнает вас? – спросил Мюррей.

Флойд засомневался.

– Вряд ли. У него едва хватает ума, чтобы давать сдачу. Он даже не говорит по-английски.

– Хорошо, давай посмотрим.

Они присоединились к Харлингену перед застекленным от непогоды буфетом; грязный прилавок был в пятнах, на полу валялись использованные картонные стаканы и окурки.

– Мне пришла в голову мысль, – сказал Мюррей Харлингену. – Не знаю, стоящая ли, но все же мысль. Словом, достаточно холодно, чтобы выпить по стакану кофе.

Он вошел первым, и все трое выстроились перед стойкой. Человек по другую ее сторону был невысоким, смуглым, с рябым лицом, но с красиво причесанными волосами и аккуратно подбритыми усиками щеголя. Молодой, подумал Мюррей, года двадцать два – двадцать три. Худощавая, усталого вида помощница была, видимо, его женой.

Кофе подали в картонных стаканах, в них было добавлено немало сахара и молока, возле каждого лежали на прилавке деревянные мешалки в форме медицинского шпателя. Мюррей лениво помешивал кофе и наблюдал, как буфетчик водит по стойке дурно пахнущей тряпкой. Когда этот человек оказался напротив него, Мюррей улыбнулся, тот ответил широкой, бессмысленной улыбкой.

Мюррей подался вперед и указал на Флойда:

– Tú conoces a éste hombre?[15]

Улыбка оставалась все такой же застывшей, широкой, бессмысленной.

– Знаю, – ответил буфетчик по-испански. – Он полицейский.

– Верно. И у него есть друг, тоже полицейский. Знаешь и его?

– Зачем это мне? Я не интересуюсь ни лошадьми, ни bolita[16]. Что мне до полиции?

– Не знаю, меня это не волнует. Я говорю только о попавшем в беду друге этого полицейского. Второй человек и я – адвокаты, мы хотим ему помочь.

– Ну так помогайте, и да поможет вам Бог.

Буфетчик развел руками и отвернулся. Мюррей увидел, что Харлинген и Флойд следят за каждым жестом с полным непониманием. Потянулся, похлопал буфетчика по руке, и тот обернулся с той же широкой улыбкой.

– Ты считаешь весь мир своим врагом? – спросил Мюррей.

– Я не говорил этого. Не говорю, что вы мои враги. Где научились так хорошо говорить на этом языке? Здесь в школах его преподают не так.

– Научился у друзей уже давно. Друзей для меня, благожелателей для моего отца. Это Хулио и Марта Гутьеррес. Может, знаешь их?