Восьмиконечная - стр. 31
Что со мной происходит? Я как загнанный кролик, вздрагиваю от любого звука. И это человек, который работает с полицией.
Подхожу к сотовому, и с блаженным вздохом облегчения вижу на экране номер мамы.
– Привет, ма.
– Элизабет Тейлор, у тебя совсем нет совести.
Да мам, добей меня окончательно своим нравственно-моральным выговором.
– Мам…
– Нет, Лизи! Нет! Ты не звонила нам около недели, я уже молчу о том, когда мы в последний раз виделись. Ты своим маньякам больше времени уделяешь, чем собственным родителям.
– Детка, не слушай ее! Мы тобой очень гордимся! Только будь осторожна! – слышу в трубке прорывающийся голос папы.
– Не нужно поощрять ее безответственность! – переключается матушка на своего мужа, но сквозь ее грозный тон, я слышу ее улыбку.
– Мам, прости, я немного заработалась, дни пролетают по сумасшедшему быстро, заеду к вам на выходных.
– Хорошо, Лизи. Мы просто очень скучаем и беспокоимся о тебе. Как Нейтон? У вас все хорошо?
– Да, конечно, он тоже весь в работе, у них там какой-то проект горит, – главное для отвлечения внимания родителей, нужно дать какую-то информацию в общих словах, но при этом необходимо ответить на вопрос.
– Ну, хорошо. Заезжайте на выходных, я приготовлю любимую шарлотку Нейтона.
Я закатываю глаза. Эта нездоровая любовь всех моих родственников к моему мужу порядком бесит. Они спелись, как только познакомились, будто знали друг друга всю жизнь. Наверное, именно это и говорит о том, что я выбрала правильного человека, чтобы провести с ним остаток своих дней.
– Хорошо, мам. Передавай папе привет.
– Передам. Пока, детка, любим тебя.
– И я вас.
Вот так три минуты разговора смогли успокоить материнское сердце. Я всегда говорю себе в такие моменты, что нужно чаще звонить родителям и просто спрашивать, как у них дела. Для меня это две минуты времени, а для них благодать и проявление заботы. Все мы хотим, чтобы о нас никогда не забывали, как о старых вещах на антресоли, покрывшихся пылью. Быть кому-то нужным – чувство, двигающее планету.
Время около восьми вечера. На улице уже начало смеркаться, а солнце готовилось к заходу. Крайне недовольная собой и своей работоспособностью, выхожу из офиса и направляюсь к машине. Десять минут до дома длятся как вечность. Удивительно, как много человек может обдумать и переосмыслить в своей голове за десять минут.
Входные двери закрыты, за окнами царит безжизненная тишина, значит, Нейтон снова уехал на работу. Почему его отдел по проектам последнее время работает ночью – остается для меня вопросом. Наверное, потому же, почему и репортер может пропадать сутками, копаясь в чьих-то секретах – у любимой работы нет графика, мы ею живем.
Весь день потраченный впустую максимально бесполезен, как и я сегодня. Я пытаюсь сосредоточиться на деле, копаясь в бумагах и отчетах, разгребая мифологию, но все мысли снова и снова возвращают меня на место событий в комнату с персидским ковром и кроватью с балдахинами. Испытываю чувство отвращения, будто наступила во что-то тухлое и скользкое – именно так я сейчас представляю себе свое чувство собственного достоинства.
Понимаю, что от этих мыслей не смогу скрыться, даже если обложусь всеми бумагами мира. Откладываю документы в сторону, закрываю глаза. Время самоанализа. Что ж, глубокий вдох, выдох. Если меня что-то терзает – нужно просто поговорить об этом самой с собой.