Восходящая Тень - стр. 161
Перрин открыл было рот, чтобы оправдаться, но сказал вовсе не то, что собирался:
– А она совсем недурна собой, эта Берелейн. Какому мужчине не понравится, коли такая крошка усядется ему на колени. – Боль в глазах Фэйли пронзила его сердце, но он заставил себя продолжить: – Я подумываю, не отправиться ли мне в Майен, после того как покончу с делами дома. Она, знаешь ли, меня приглашала.
Лицо Фэйли окаменело. Некоторое время она смотрела на него, не произнося ни слова, затем резко повернулась и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.
Перрин бросился было ей вдогонку, но замер, вцепившись руками в дверной косяк. Глядя на след, оставленный на двери его топором, юноша в отчаянии заговорил; говорил он то, чего не мог сказать ей:
– Я убивал белоплащников. Убивал, защищаясь, но в их глазах я преступник. Фэйли, я возвращаюсь домой, чтобы умереть. Это единственный способ спасти моих земляков. Пусть белоплащники повесят меня и оставят в покое Двуречье. Поэтому я не могу взять тебя с собой. Не могу. Ты бы попыталась помешать им, и тогда…
Перрин уперся лбом в дверь. Теперь, во всяком случае, она не будет жалеть о нем. Это самое главное. Пусть найдет себе другое приключение, подальше от белоплащников, та’веренов и пузырей зла. Только это имеет значение. Беда не должна коснуться ее. Но как же ему хотелось завыть от тоски и душевной боли.
Фэйли стремительным шагом неслась по коридорам, не замечая шарахавшихся в стороны встречных. Перрин. Берелейн. Перрин. Берелейн.
«Неужто ему нужна эта белолицая потаскуха, которая вечно болтается повсюду чуть не голышом? Да он и сам не знает, что ему нужно. Болван волосатый! Шут тупоголовый! Одно слово – кузнец! А уж эта змея подколодная, Берелейн. Еще и нос задирает, коза безрогая!»
Фэйли сама не понимала, куда идет, пока неожиданно не приметила в отдалении Берелейн, шествовавшую скользящей походкой, в одеянии, открывавшем куда больше, чем скрывавшем. Все ее движения были рассчитаны на то, чтобы привлекать взгляды мужчин. Не успев понять, что делает, Фэйли обогнала Берелейн и на пересечении коридоров преградила ей путь.
– Перрин Айбара – мой, – выпалила она. – Держись от него подальше со своими улыбочками!
Произнеся это, Фэйли покраснела до корней волос. Надо же было такое ляпнуть. Не хватало еще, чтобы она, словно обычная деревенская девчонка, ввязалась в драку из-за этого олуха.
Берелейн холодно приподняла бровь:
– Твой, говоришь? Что-то я не заметила на нем ошейника. У вас, служанок, или кто ты там – фермерская дочка? – вечно что-то странное на уме…
– Служанка?! Кто служанка?.. Я?!..
Фэйли прикусила язык, сдерживая рвавшуюся с него брань. Тоже мне важная птица – Первенствующая в Майене! Да весь ее Майен меньше иного салдэйского поместья. При салдэйском дворе она бы и недели не протянула. Хотелось бы посмотреть, как бы она стала читать стихи во время соколиной охоты. А смогла бы она, весь день проведя в седле, за полночь играть на цитре, обсуждая заодно, как отражать набеги троллоков? Она думает, что знает, как обходиться с мужчинами, да? А известен ей язык вееров? Известно ли ей, как дать мужчине знать о своих мыслях и чувствах, желаниях, о том, подойти ли тому или остаться рядом, да и о многом еще, одним лишь движением запястья, легким взмахом кружевного веера… «Осияй меня Свет! – опомнилась Фэйли. – О чем это я? Сама же поклялась никогда в жизни больше не брать в руки веера!» Но в Салдэйе умели обращаться не только с веерами. Неожиданно Фэйли поняла, что в руке у нее нож, а по салдэйским обычаям нож стоит вытаскивать лишь в том случае, если собираешься им воспользоваться.