Размер шрифта
-
+

Восемь с половиной историй о странностях любви - стр. 6

И Сидоров залпом выпил шампанское. А мальчик пригубил стакан сока, глотнул, поперхнулся, и в сухом кашле затряслись его цыплячьи плечи. Женщина притянула его к себе одной рукой, легонько пошлепала по спине. Мальчик отдышался, залез, скользнув рукой, под подушку, вытянул оттуда лоскут тряпицы и высморкался, свернул аккуратно и засунул на место. Вскочил, подбежал к окну, глянул и повернулся:

– У меня к вам очень большая просьба. Давайте поиграем.

– В чепуху?! – сказала женщина.

– В монопольку? – спросил Сидоров.

– Нет. У меня к вам просьба. Вы ведь мои гости и сегодня такой оказался праздник.

– Конечно, – произнесла женщина. – Слово именинника – закон.

– Разумеется, – подтвердил Сидоров. – О чем речь. Давай, заказывай музыку.

Мальчик помаялся у окна, еще глянул туда и вернулся, сел на кровать. Промямлил:

– Мне бы не хотелось, чтобы вы были гости. Это нескладно выходит. Праздник еще впереди, не скоро. И это не я угощаю. А вот поиграть бы. Всего час, до сна. Даже пускай поменьше. Хотел вас упросить на это.

– Говори же, Миша, – сказала женщина.

– А мы умеем в эту игру? – спросил Сидоров.

– Да она простая, – произнес мальчик. – Ничего не надо делать. Просто посидеть. Только я не знаю, можно ли в нее играть. Я бы очень хотел. Чтобы Вы, Мария Николаевна, стали мамой. Вы и так… А Вы может быть побудете недолго моим отцом? Очень прошу. Если не трудно, один час, – и мальчик отвернулся к стене.

В комнате повисла тишина.

Женщина растерянно посмотрела на Сидорова. Тот поднялся и подошел к окну. Снаружи дом обступила темень, только сильная лампа под козырьком крыши почему-то светила внутрь. Волны ее лучей дробились на неровно нарезанных стеклах и в лоб сталкивались здесь о встречные сполохи света дрожащих в неточной фазе лампочек в комнате. И в этой вычурной медицинской игре на сетчатке глаз померещился Сидорову в поле окна под хриплые ошметки отхаркиваемых уже набравшимся гармонистом отдельных аккордов вдруг качающийся контур его жены, совершающий под нервные иглы музыки Деодато ужимки, кривые и резкие телодвижения, выверты. И тут, прильнув с внешним светом к окну, контур ее почти ухмыльнулся и чуть ли не подмигнул Сидорову.

Сидоров в болезненном прищуре сморщил глаза, посмотрел на сидящую на кровати пару и сказал:

– Идет.

А женщина поставила локти на стол, на ладони положила лицо и укрыла его рассыпавшейся копной волос.

Вскочил мальчишка и, крикнув "Простая игра!", помчался вдоль кроватей, пересчитывая руками их спинки и вереща:

– Вот, вот. Ма, посмотри, вот здесь, ты знаешь, Колька, он учебник литературы перед отъездом посеял. Здесь еще Мишка, Витькина кровать, известного нашего ротозея и растяпы. Па, а вот тут мой друг, познакомься, Женька, сплошной хорошист. Ну надо же, радостное совпадение, я от него письмо вчера получил. Вот, вот оно. Пишет, послушай, па: "Приветствую тебя, мой юный друг". Пап, ну ничего себе обращение! Пишет: "Возле здоровой реки Суры имеется мелкий приток Кадада. Вчера с папаней словили там щукаря с четверть пуда. "Врет, видно, врет. Женька, хвастун и хорошист круглый. Пишет: "Мишка, приезжай к нам гостить". Па, представляешь, в реке щуки и окуня. Поехать или нет? Вот, – вдруг на неожиданно медленной ноте закончил мальчишка свою тарабарщину.

– Надо бы купить крючки, – подытожил он. – Ну ладно, потом. – Продолжил в раздумии. – Пап, ведь нет крючков – нет рыбы. Она тогда только мечты?

Страница 6