Ворриор и Пиас. Гнев богов - стр. 28
Круто. Теперь, помимо внутреннего психолога, окружение комментирует еще и гид. Чем дольше Вирус молчал, тем глубже мы уходили в пустоту Тартара. Глубже, чем у меня когда-нибудь хватило бы смелости. Я уже пыталась заткнуть болтовню воображаемого гида о прекрасной мраморной текстуре глиняного пола, как Вирус вдруг остановился.
Моя голова откинулась в сторону. Я что, храпела? Надеюсь, нет. Правда, я слышала, как задыхается Вирус. Грудная клетка вздымалась и опускалась от напряжения. Его рана все еще не зажила. Даже кровотечение не остановилось. Мы все еще были в пустыне. Ничего, казалось, не изменилось с момента, когда я храпела в плечо Вируса, однако чувствовала в воздухе тяжелый запах магии. Могущественной магии. Ого! Встревоженная, я закрыла рот и огляделась.
– Только попробуй убежать, и я разобью тебе череп. Правда, в этих цепях далеко не убежишь.
Ух ты! Первое предложение Вируса за, как мне казалось, многие часы. Так очаровательно он его произнес. Эмансипированные женщины, наверное, просто тают от такого. Я раздраженно на него посмотрела и с грацией картошки вдруг опустилась ягодицами на что-то пуховое, что со скрипом прогнулось. Взглянула на старый, обтянутый бархатом стул, который в последний раз, вероятно, видели в двадцатых годах прошлого столетия. Темно-красная спинка была потертой, а желтая подкладка проглядывала между ног и неприятно пахла плесенью. И немного кошачьей мочой. Я напряженно смотрела на Вируса, который с расправленными плечами прошел мимо, ворча, и поднял валяющийся деревянный стол. От трех шатких ножек остались лишь две с половиной, поэтому он подложил под одну из них кончик ботинка, чтобы зафиксировать. Затем он поставил на него черный ящик, который оказался диапроектором. Откуда он у него вообще? Штука весила полтонны и никогда бы не поместилась в карман. Я уже видела такие проекторы раньше, у Аида было несколько. Потребовалась целая вечность и триста диашоу, чтобы убедить его перейти на цифровую камеру.
Я с любопытством наблюдала за тем, как Вирус залез в карман своей куртки и достал несколько прямоугольных пластинок, на которые он мельком посмотрел, а затем установил в проектор. Тот щелкнул, и загорелся яркий свет. Я удивленно прищурилась. Изображение проявлялось схематично. Я наклонила голову и посмотрела на картинку. Она демонстрировала древний красно-зеленый диван. Как назвать такую цветовую комбинацию? Месячные с плесенью? Ткань была такой потрепанной, что перья торчали во все стороны. Эта штука выглядела неуклюжей и грязной и наверняка воняла так же жутко, как и выглядела. Я посмотрела на Вируса, не понимая, чего он пытается добиться этим действом. Может, мне стоило поаплодировать? Отличное фото мерзкого дивана? Однако я услышала еще один щелчок, что позволило полюбоваться следующим кадром. На нем был ковер и диван. Не менее потрепанный, ужасного оранжевого цвета. Волосы у меня на шее встали дыбом. Следующий щелчок представил новый кадр, демонстрирующий стол в гостиной. Замасленное дерево было разрисовано граффити.
Щелк.
Лампа-клоун, красный нос которого отбрасывал тусклый свет на уродливый диван. Господи ты боже мой. Дизайнер этого интерьера отчаянно нуждался в пытках и четвертовании. Это было хуже, чем экспозиции всех фильмов ужасов, которые я когда-либо смотрела. Вирус все быстрее перещелкивал картинки. Все показывали какие-то части комнат, но диапроектор так быстро их переключал, что они расплывались в моих глазах. В ушах звучало «кр‐р-р» – проектор жужжал. Сияние согрело кожу шеи, когда Вирус вдруг встал рядом. Его золотые кошачьи глаза сияли в тусклом свете проектора.