Воровской дневник - стр. 29
Женщина повернулась к девушке, растянула щедро накрашенные губы в хищной улыбке и заявила:
– Я помогу тебе, Дашенька, с обменом, подыщем квартирку просто загляденье. А на эту халупу, так уж и быть, постараюсь найти покупателя. Если скинешь цену, то быстро продашь. Уже через недельку нормально заживешь. Сможешь купить себе сапожки, самые вкусные булочки и колбаску. – В голове у незваной риелторши в это время щелкал калькулятор.
Выкупить по смешной цене у зеленой девчонки квартиру, выселить ее подальше, на окраину, в дешевую студию в новостройке, сверху кинуть тысяч сто, чтобы не поднимала шум. Если в этой двушке сделать ремонт, то можно будет продать ее раза в четыре дороже. Двухкомнатная, на втором этаже, с балконом и окнами на уютный дворик, в пяти минутах от проспекта. Это же золотые метры.
Но вредная девица упрямо качала головой и что-то тихо бормотала про память о матери.
Женщина с трудом скрыла раздражение и снова ласково заюлила:
– Конечно, Дашенька, мать – это святое. Она на небесах будет рада, что ее доченька в тепле и сытости живет, а не в старом сарае без света и воды. После обмена у тебя еще денег останется сто тысяч. Я уж постараюсь для тебя от всей души, свои ведь люди, соседи. С такими долгами тебя по суду выселят из квартиры, а жилье за копейки государство заберет себе. Знаю я этих чиновников и коммунальщиков. Так что надо тебе побыстрее с этой проблемой разобраться. Я все организую, не переживай, забегу к тебе еще вечером, померяю тут кое-что. Ты приготовь документы на квартиру, я взгляну. Надо убедиться в том, что в них у тебя порядок. Про долг за коммуналку не беспокойся, его покупатели оплатят, я договорюсь для тебя.
Даша кивала и хотела, чтобы эта шумная женщина ушла отсюда.
За их общением через глазок в двери наблюдала любопытная соседка.
Этажом ниже замер ее мучитель Иван. Парень с утра был уже на взводе. Вчера ночью он погудел с приятелями, да так хорошо, что на работе утром при разгрузке машины с продуктами сначала выронил целый лоток с хрупкими упаковками сметаны. Потом в жидкую осеннюю грязь полетел поддон со свежим хлебом.
Старшая смены сунула Ваньке в руки метлу и совок.
– Недостачу из твоей зарплаты вычту! – заявила она. – Давай, собирай тут все. Алкаш чертов! Руки трясутся!
Парень взглянул на кашу из разлитой сметаны и размокшего хлеба на разгрузочной площадке у служебной двери супермаркета и пнул метлу обратно. Голова его раскалывалась, изнутри подкатывала тошнота. Меньше всего ему хотелось сейчас выслушивать нотации и возиться в грязи.
От распирающей злости он поддал ногой в разбитом ботинке по ведру и рявкнул:
– Пошла ты, старая корова! Не буду я у вас горбатиться за копейки! У меня деньги есть.
Продавщица взвизгнула, покрыла его отборным матом, потом заявила, что не отдаст ему зарплату.
Но парень ее не слушал, развернулся и зашагал в сторону близлежащих домов. Там, за гаражными рядами, в пятиэтажке с тихим двориком, заросшим кустами, жила его должница, так что деньги на выпивку у Ивана сегодня будут. Ждать дальше, когда Квашня перестанет беззвучно пускать слезы, ему надоело. Он нынче же вытрясет из нее весь долг.
Но в подъезде Ваньку ждало препятствие. Он услышал громкий голос незнакомой тетки. Та что-то говорила, а Квашня по своему обыкновению молчала в ответ. Парень прислушался к разговору и понял его суть. Дашка квартиру задумала продать и свалить, кинуть его на бабки. Его окатила ярость. Этой вечно ноющей девчонке досталась настоящая квартира от матери, а он должен ютиться в крошечной комнатушке старой коммуналки, которую ему выдали после детского дома в качестве социального жилья.