Воронята - стр. 27
Этого странного старомодного выражения Велк не слышал с тех пор, когда он сам учился в Эглайонби, и они с Черни, его соседом по комнате, тоже были неразлучны как пальцы перчатки. У него внутри вдруг стало пусто, как будто он был голоден, как будто ему следовало остаться дома и пить дальше, чтобы выкинуть из головы тот злосчастный день.
Он заставил себя вернуться к действительности и взглянуть на лист посещаемости, который оставил замещавший его учитель.
– Ронан сегодня был на занятиях, а вот Ганси не было. Во всяком случае, на моем предмете.
– О, это, наверное, из-за той ерунды насчет дня Святого Марка, о котором он постоянно болтает, – сказал Майло.
Это замечание привлекло внимание Велка. О том, что сегодня день Святого Марка, никто не должен был знать. Никто не праздновал этот день, даже мать Святого Марка. Только для Велка и Черни, шалопаев и охотников за сокровищами, его существование что-то значило.
– Прошу прощения… – сказал Велк.
– Понятия не имею, что это значит, – ответил Майло. Кто-то еще из учителей, направлявшихся в свой кабинет, приветствовал его, и он повернулся, чтобы ответить. Велку захотелось дернуть Майло за руку, чтобы не отвлекался от разговора. Ему пришлось сделать усилие, чтобы удержаться. Повернувшись обратно, тот, видимо, заметил его интерес.
– А с тобой он об этом не говорил? Вчера он не мог думать ни о чем другом. Все силовая линия да силовая линия.
Силовая линия…
Если никто не знает о дне Святого Марка, значит, о силовых линиях тем более никто знать не должен. Особенно здесь, в Генриетте, штате Вирджиния. И уж, конечно, один из самых богатых учеников Эглайонби. Да еще и в связи с днем Святого Марка. Это было открытие Велка, сокровище Велка, десять лет Велка. С какой стати Ричарду Ганси III пришло в голову говорить об этом?
Слова «силовая линия», произнесенные вслух, пробудили воспоминание: Велк в глухом лесу; на верхней губе выступил пот. Ему семнадцать, его бьет дрожь. С каждым ударом сердца границы его поля зрения пронзают красные полосы, окружающие его деревья темнеют в лад с пульсом. От этого кажется, что все листья движутся, хотя в воздухе нет ни ветерка. Черни лежит на земле. Не мертвый, но умирающий. Он все еще скребет ногами по неровной земле возле его красного автомобиля, сгребая в кучки опавшие листья. Его лицо… лица просто нет. В голове Велка шепчут и шипят потусторонние голоса, слова то доносятся обрывками, то сливаются между собой.
– Наверное, какой-то способ электроснабжения или что-то в этом роде, – добавил Майло.
Велк вдруг испугался, что Майло увидит его воспоминания, услышит невнятные голоса, звучавшие в его голове, непостижимые, но все же существующие с того самого, мягко говоря, неудачного дня.
Он старался сохранять невозмутимое выражение лица, хотя на самом деле думал об одном: если здесь ищет кто-то еще, значит, я был прав. Это должно быть где-то здесь.
– И что же он говорил насчет того, зачем нужны эти силовые линии? – как можно небрежнее осведомился он.
– Не знаю. Вроде бы ничего. Да ты его сам спроси. Уверен, он тебе все уши прожужжит. – Майло оглянулся на подошедшую к ним секретаршу. На плече у нее висела сумка, в руке был жакет. После дня, проведенного в офисе, подведенные глаза заметно расплылись.
– Обсуждаете Ганси третьего и его навязчивую идею насчет Новой эры? – поинтересовалась она. В ее волосах торчал карандаш – очевидно, чтобы не потерять его, – и Велк задержался взглядом на выбившихся прядках вокруг грифеля. По ее позе было ясно, что она втайне увлечена Майло, даже несмотря на его клетчатые рубашки, вельветовые брюки и бороду. – А вы знаете, сколько стоит Ганси-старший? – спросила она. – Интересно, знает ли он, на что его ребенок тратит время? Боже, из-за этих малолетних титулованных мерзавцев мне порой хочется вскрыть себе вены. Джона, ты составишь мне компанию на перекур?