Вороньи игры - стр. 7

Но шофер не вышел и никуда не побежал. Вместо этого он одним движением сломал хозяину правое предплечье. Затем вырвал «ТТ», с хрустом ломая фаланги и суставы скрюченных в судороге пальцев шефа. Почувствовав адскую боль, Тауфик Магриби захлебнулся собственным криком, но через долю секунды лишился чувств.

Свинцовое небо, не переставая, выплескивало на землю потоки холодной воды. Даже дождем это назвать было нельзя – упругие струи не разделялись на капли. При этом валившаяся с небес вода была очень чистой, и, когда я смотрела на окно, казалось, что его непрерывно моют из шланга. Небесные силы, видимо, не желали, чтобы, высыхая, стекло покрылось таким привычным мне неопрятным белесым налетом и серой уличной пылью.

«Я слушаю тебя… Говори… папа!» – это я не сказала, только подумала.

Отец сидел напротив и смотрел на меня, почти не мигая. Он не мог преодолеть себя, нарушить молчание и обратиться ко мне. Он не знал ни с чего начать, ни чем продолжить. Не старый еще, красивый мужчина с такими же, как у меня, изумрудно-зелеными глазами. Только вот под глазами мешки. И веки отекшие, красные и воспаленные.

Я совсем не помню, каким он был до Афганистана. Но твердо знаю, что говоруном он не был. Мама всегда была спокойной и молчаливой. Это и понятно – среди тигре болтуны не в чести! Во всяком случае, мне приятно думать, что мои соплеменники не только мужественны, но и знают цену каждому своему слову. Однако сейчас я готова была разрыдаться от беспомощности из-за того, что мой отец не может открыть рот и лишь затравленно смотрит на свою взрослую дочь. Я понимала, что такое молчание свидетельствует о слабости.

– Какого черта ты меня вызвал? Какого черта ты сидишь напротив, если не можешь сказать ни слова?! – Сама не знаю, проорала я это вслух или только подумала.

Мне до сих пор непонятно, как можно передать словами состоявшийся в итоге разговор. В душе моей скопилось столько боли и непонимания, что я даже не пыталась их скрывать.

Как могло случиться, что при живом отце я жила сиротой? Как могло случиться такое, что молодая прекрасная женщина, моя мать, при живом муже последние несколько лет своей жизни прожила вдовой? Да, мой отец попал в плен. Да, его случайно спасли американцы. Да, это было еще то, советское, время. Но ведь к «стенке» уже не ставили и не сажали на долгие годы всю семью «предателя»!

Конечно, я осознаю, что офицера, вернувшегося из душманского плена, не ждали лавры героя – лишь презрение, конец военной карьеры и отсутствие права на хоть сколько-нибудь достойную пенсию. Как работает система, отец уже знал по своему эфиопскому опыту. Женитьба на маме стала отличным тестом. Слава богу, отцовское начальство не пожелало, чтобы возникли малейшие подозрения о пленении военного летчика. «Пропавший без вести» – ужасная формулировка для всех – и для семьи, и для генералов. По мнению разведчиков, в конце концов добравшихся до обгоревших обломков вертолета, шансов остаться в живых у пилота Воронова не было. Так к чему тогда никому не нужные расследования, мучительные выяснения отношений с высоким начальством и лишение семьи, то есть нас с мамой, даже скудных средств к существованию? Принятое решение было по-своему благородным: «груз двести», набитый бараньими костями, улетел на родину погибшего героя.