Размер шрифта
-
+
Ворон - стр. 18
Многократно бормоча «Верю, отпустится мне»,
Какое время в Небесах означено луной —
С розоватою главою, что, башней там вдали
вздымаясь
В солнца светлый эфир, прияла луч
Закатных солнц в повечерии – в полдень ночи,
Меж тем как луна плясала красиво-странным
светом —
Взнесенная на высоте такой, высилась громада
Сверкающих колонн на освобожденном воздухе,
Отсвечивая от Паросского мрамора эту
двойную улыбку
Далеко вниз на волну, что искрилась там
И взлелеяла юную гору в ее логовище.
Из расплавленных звезд здесь пол, как те, что пали[17]
Через эбеновый воздух серебря саван
Собственного своего разрушения, меж тем как
они умирали —
Украшая там обители неба,
Купол, созвенным светом спущенный с Небес,
Тихонько покоился на тех колоннах, как венец —
Окно из кругового алмаза, там,
Глядело сверху в багряный воздух,
И лучи от Бога устремляли эту метеорную цепь
И дважды опять окружали сиянием всю
красоту, —
Разве что между Горним небом и этим кольцом
Какой-нибудь дух беспокойный взмахнет своим
сумрачным крылом.
Но на колоннах глаза Серафима узрили
Смутность этого мира: – тот серовато-зеленый
цвет,
Что возлюблен Природой, как лучший
для могилы Красоты,
Подстерегал в каждом выступе, вкруг притолки
каждого —
И каждый херувим изваянный, там,
Что из мраморного своего обиталища
выглядывал,
Казался земным в тени своей ниши —
Ахейские изваяния в мире столь богатом.
Фризы из Тадмора из Персеполиса[18] —
Из Баальбека, и тихой, светлой бездны
Красивой Гоморры! О, волна[19]
Теперь над тобой – но слишком поздно,
чтобы спасти!
Звук любит ликовать в летнюю ночь: —
Свидетель тому ропот серых сумерек,
Что прокрадывался на ухо, в Эйрако[20].
Многим безумным звездочетам, давно тому
назад —
Что прокрадывается всегда в слух того,
Кто задумчиво глядит в темнеющую даль,
И видит тьму, идущую как тучу —
Не есть ли ее облик – голос ее – совершенно
осязаемый и громкий?[21]
Но чту это! – оно идет – оно доносит
Музыку с собою – то быстрый шорох крыл —
Миг Перерыва – и потом плывучая, падучая
волна
Напевная – и вот Нэзасэ вновь в своих чертогах.
От дикой силы своевольной торопливости
Щеки ее заалели, и губы ее приоткрыты;
Пояс, что обвивался вокруг ее чарующего стана,
Порвался от тяжелого биения ее сердца.
Посредине этого чертога, чтоб вздохнуть,
Она приостановилась и вострепетала, Занте! вся
В волшебном свете, что целовал ее золотые
волосы,
И хотел бы остаться там, но мог лишь мерцать.
Юные цветы шептали напевно[22]
Счастливым цветам этой ночью – и дерево
дереву: —
Брызгами водометы роняли музыку
На многие звездами озаренные могилы,
или луной озаренный дол;
Молчание все же снизошло на все телесное —
На красивые цветы, на искристые водопады,
и на ангельские крылья —
И звук один, что от духа возник,
Нес припев чарованью девой пропетому: —
«Под голубым колокольчиком
или сиянием северным
Или под разросшимся диким побегом,
Что отклоняет от дремлющего
Лунный луч[23] —
Осиянные созданья! вы, что размышляете,
С полузакрытыми глазами,
О звездах, вашим чудом
Привлеченных с небес,
Пока не засверкают они сквозь тень, и
Не снизойдут на ваше чело
Как очи девы,
Что взывает к вам ныне —
Восстаньте! от своей дремоты
В беседках из фиалок,
Долг дабы свершить приличествующий
Этим звездно-озаренным часам —
И стряхните с кос ваших,
Отягченных росой,
Дыхание тех поцелуев,
Что тяготят их еще —
Страница 18