Вор и убийца - стр. 5
– Заткнись, Чекко! – напустились на него остальные. – Вечно лезешь со своими тупыми шутками.
Я молчал. Все стало безразлично.
– Эй, взбодрись, капитан! – попытался ухмыльнуться Гюг. – Не все так худо, как тебе кажется.
Я поднял мутный взор.
– Антуан, благослови, боже, его причинное место, – Лоис не смог отказать себе в последней вольности, в богохульстве, – сказал, что твоя участь и так незавидна, и не стоит ее усугублять…
– Короче, – перебил его Чекко, – Антуан не стал отлучать тебя. Видел бы ты, как взбесился господин Деспилье, а Даман, черт бы его побрал, вообще слюнями брызгал. Но архиепископ стоял на своем, как скала. Нет, и все.
В душе я почувствовал легкость и свободу. Не знаю, как такое возможно у столба смертников, но, оказывается, возможно. Я с искренней благодарностью посмотрел на Антуана.
Тем временем к нам присоединился Дино.
На радость собравшейся толпе старший пристав торжественно объявил:
– Приговор Высокого трибунала королевства приводится в исполнение немедленно!
Многотысячное человеческое море завопило от восторга. А еще твердят про просвещенный век!
Справа от гранитного помоста серела каменная гранитная стена. Ее прозвали «Стеной казней». Она появилась в Ревентоле в тот месяц, когда я кутил в здешних трактирах. В те дни у Марии Луизы возникла серьезная проблема: гильдия палачей взвинтила небывалую цену на свои услуги. Тогда-то и выскочил, как чертик из табакерки, граф Альберт Деспилье. Пообещав королеве-матери разобраться с палачами, он заимел должность верховного судьи с весьма заманчивым денежным жалованьем и массой привилегий, а вместо палачей привлек к казням королевских аркебузиров, и теперь у этой срочно возведенной стены солдаты расстреливали осужденных.
Эх, не думалось восемь месяцев назад, что доведется стоять перед дулами аркебуз на площади Правосудия.
Судебные приставы подошли к Лоису. Его осудили первым, посему он первым предстанет перед Господом. Лоису вставили в рот кляп, дабы не поносил короля и трибунал, а на голову надели грязный мешок. «Милостивым» королевским эдиктом преступников спасали от тяжкой доли смотреть в глаза смерти.
К столбу смертников, громыхая, подкатился черный фургон. Внутри фургона находился священник, который должен был свершить таинство покаяния, дабы избавить душиу преступников от груза грехов. В фургоне имелось две дверцы: одна около кучера, а вторая – у оси задних колес.
Лоиса подвели к фургону и толкнули в распахнутую заднюю дверь. Через несколько минут кучер склонился к крохотному окошку, а потом сообщил, что исповедь окончена. Приставы отодвинули засов и, не церемонясь, вытянули Лоиса наружу. Нет, Лоис не сопротивлялся, но и облегчать жизнь приставам явно не собирался. Пусть сами тащат, коль им надобно.
Лоиса приволокли к стене и развернули лицом к аркебузирам. Приставы торопливо убрались, и солдаты подняли оружие.
– Пли!
Лоис упал без единого звука. Мы тоже молчали. Каждый думал о своем.
За Лоисом последовали Гюг, Булез и Чекко. Близнецов куда-то увели. Остались я и Дино. К столбу приблизилась тройка приставов. Мой черед… Последнее, что я увидел – это четыре окровавленных тела у испещренной пулями стены. Рот заткнули тряпкой, а когда надели мешок, в нос ударил удушливый запах мертвечины. Мешки использовались не один раз и долго не снимались с расстрелянных.