Вор и проклятые души - стр. 6
– А вы? – спросил он. – Вы люди?
Ирменгрет громко и даже несколько картинно рассмеялась. Обвела взглядом стоянку в лесу с маленьким догорающим костерком, улыбнулась сначала мне, потом вздрогнувшему церковнику.
– Мы? – произнесла вампирша. – Конечно же, люди!
Томас Велдон дернул рукой, словно собирался замахать ей, опровергая вампиршу, да отчего-то передумал.
– Я знаю, кто ты, – предвестник вдруг стал напоминать самого себя. Жесткого и волевого. – Не ведаю, откуда сие известно, но знаю. Расскажи!
Он встал, поднял шпагу и вонзил ее в землю пред собой. Теперь предвестник требовал:
– Расскажи! Где я? Как я оказался здесь? Кто эти двое?
– Я расскажу, – вампирша подошла к предвестнику, – а ты слушай.
Женщина в богатой одежде мнилась госпожой, которая решила оказать нищему милость. Предвестник смотрел на нее, будто голодный бродяга, которому сейчас кинут медяк.
– Идем! – монах с глубоко натянутым капюшоном дернул меня за рукав камзола.
– Куда?
Показалось, что церковник сейчас силой потащит за собой, если останусь на месте.
– Поговорить надо!
Я пошел за Велдоном. Инквизитор отвел за деревья, отгородившись от вампирши и предвестника стеной серых стволов. Чтоб ни мы ни они не видели и не слышали друг друга.
– Гард, – начал монах, – ты крикнул Сатане, что принадлежишь роду людскому.
Инквизитор болезненно поморщился при упоминании Дьявола.
– Было такое, – согласился я. Многое отдал бы, чтобы не превратиться в чудовище.
Я взглянул на левую руку. Очень многое… Но вряд ли Сатану заинтересует нечто другое, нежели душа, а она и так принадлежит не мне.
– Мы люди, – горячо заговорил инквизитор. – Ты человек, я человек, а они уже нет! Ни вампирша, ни предвестник, сколь бы ни привычны слуху были их имена, Ирма да Бран. Сколь бы ни причисляли они себя к роду человеческому!
– Ирменгрет – не слишком обычное имя.
– Просто оно древнее, полузабытое. Но неважно! Вот возьми!
Монах протянул мне нательное Распятие, сорванное с собственной шеи: силу для этого надо было приложить недюжинную. Велдон был необычайно взбудоражен. Дьявол исчез, и почти сразу инквизитор избавился от подавленности, что еще несколько минут назад не позволяла расправить плечи.
– Бери же! – внутри церковника возгорался огонь истовой веры.
Я смотрел на серебряное Распятие, но не спешил принять его от Велдона. Не ношу Распятие уже давно, с тех пор, как погибли ночные крысы. Слышал даже, что без Распятия на теле нет и в душе веры, но мне было все равно. Однако не этим ли предопределился дальнейший путь, в конце которого пришлось заплатить страшную цену и совершить непоправимое?
А еще, не обожжет ли освященное серебро? Как нечисть или темного колдуна из страшных историй? Ныне я приспешник Сатаны, я отдал ему душу и слышал, как Дьявол сказал, что я свой для него. Проклятый пепел!
Я осторожно коснулся пальцами Распятия – ничего не случилось.
– Крепко сожми! – давил на меня Велдон. Он схватил мою правую руку и вложил в нее серебряный крест, а потом прижал его моими пальцами к ладони. Крепко прижал и заговорил, не отнимая своей руки от моей.
– Повторяй, Николас! Слово в слово повторяй!
В сердце запустения, в проклятых эльфийских лесах звучала молитва. Во имя надежды на Спасение и Прощение. Я вторил Велдону, и я был искренен. Есть что сказать Богу Отцу и Богу Сыну! Я молился сердцем: ничуть не с меньшим жаром, чем инквизитор.