Вопрос и ответ - стр. 28
Как вонзила нож…
И закрываю глаза.
– Что же до меня, – говорит мэр Прентисс, – то моя военная служба подошла к концу, теперь моя задача – править и объединять людей. Война закончилась.
Ну-ну, объединять, разлучая, думаю я, но дышу все медленней, а белый цвет стен вокруг становится все ярче и ярче – он не слепит, он мягкий и ласковый, в нем хочется утонуть и спать, спать, спать… Я еще глубже погружаюсь в подушку.
– Что ж, я пойду, – говорит мэр Прентисс. – До скорых встреч.
Я начинаю дышать ртом. Со сном бороться уже невозможно.
Мэр Прентисс видит, что я уплываю.
И делает ужасно странную вещь.
Он подходит ближе и почти заботливо накрывает меня простыней.
– У меня к тебе последняя просьба.
– Какая? – спрашиваю я, не открывая глаза.
– Зови меня Дэвид.
– Что? – Язык едва ворочается.
– Я хочу, чтобы ты сказала: «Спокойной ночи, Дэвид».
Из-за лекарства я совершенно не владею собой, и слова слетают с губ без моего ведома:
– Спокойной ночи, Дэвид.
Сквозь дымку наркотического сна я вижу, что мэр выглядит удивленным… и даже немного расстроенным.
Однако он быстро берет себя в руки:
– И тебе, Виола. – Он кивает и шагает к двери.
Тут до меня доходит, в чем дело, что именно в нем изменилось.
– Не слышу вас, – шепчу я.
Он замирает и оборачивается:
– Я сказал: «И тебе…»
– Нет, я про другое, – с трудом выдавливаю я из себя. – Я не слышу ваших мыслей.
Мэр вскидывает брови:
– Ну еще бы!
Я засыпаю прежде, чем за ним закрывается дверь.
Я сплю долго, очень долго, а когда открываю глаза, комната уже залита солнечным светом, и я пытаюсь понять, что произошло на самом деле, а что мне приснилось.
(…отец протягивает руку и помогает мне забраться по лестнице в люк: «Добро пожаловать на борт, шкипер…»)
– Ты храпишь, – произносит чей-то голос.
На стуле сидит Коринн и так быстро орудует иголкой над тканью, что кажется, это чьи-то чужие и злые руки летают над ее коленями.
– Неправда, – говорю я.
– Ей-богу, как корова на охоте, – смеется Коринн.
Я сбрасываю одеяла. Кто-то сменил мне повязки, и резкая боль в животе исчезла – видимо, швы наложили заново.
– Давно я сплю?
– Больше суток. – В голосе Коринн слышится укор. – Президент уже дважды присылал людей справиться о твоем здоровье.
Я кладу руку на бок и осторожно щупаю рану. Боли почти нет.
– Что же, тебе нечего на это сказать? – спрашивает Коринн, яростно работая иголкой.
Я хмурюсь:
– Что тут скажешь? Я его первый раз в жизни видела.
– Зато он хорошо тебя знает, не так ли? Ай! – Коринн шипит и сует в рот уколотый палец. – Все это время мы сидим взаперти и даже на улицу выйти не можем!
– А я тут при чем? – недоумеваю я.
– Ты ни при чем, дитя мое. – В палату заходит госпожа Койл и строго смотрит на Коринн. – Никто здесь тебя не винит.
Коринн встает, вежливо кивает госпоже и молча выходит за дверь.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает госпожа Койл.
– Голова кружится.
Я немного приподнимаюсь на руках – получается гораздо лучше. Ноги не очень-то гнутся, но в конце концов мне удается встать и даже пройтись до двери.
– Не зря Мэдди говорит, что вы – лучшая целительница в городе! – с восхищением говорю я.
– Мэдди никогда не лжет, – улыбается госпожа Койл.
Она провожает меня по белому коридору к туалету. Когда я выхожу оттуда, мне протягивают белую рубашку – она теплей, длинней и вообще приятней, чем рубашка с завязками на спине. Я переодеваюсь, и мы идем обратно в палату, меня немного шатает, но все же я иду.