Вопрос и ответ - стр. 22

Не представляю, как я это вынесу.

– Со временем привыкнешь, – говорит мэр Леджер, доев свое мясо. – Помни, я прожил здесь двадцать лет, пока не изобрели лекарство.

Я закрываю глаза и вижу перед собой только стадо спэ-ков, буравящих меня взглядом.

Осуждающих меня.

Мэр Леджер хлопает меня по плечу и показывает на мою тарелку с мясом:

– Ты же больше не хочешь?

А ночью мне снится…

Она…

Солнце так ярко светит за ее спиной, что лица не видно. Мы стоим на склоне холма, и она что-то говорит, но через рев водопада ни слова не разобрать. Я все спрашиваю: «Что? Что?», а когда пытаюсь до нее дотронуться, ничего не выходит, и рука вся покрывается кровью…

– Виола! – кричу я и резко сажусь в кровати, тяжело дыша в темноту.

Кошусь на мэра Леджера. Он лежит на своем матрасе лицом к стенке, но Шум у него не спящий – такой же сероватый, как днем.

– Вы не спите, – говорю я.

– Ну и громкие сны тебе снятся, – бурчит мэр Леджер в стенку. – Она так тебе дорога?

– Вам-то какое дело? – огрызаюсь я.

– Надо просто перетерпеть, Тодд, – вздыхает мэр Леджер. – Больше ничего не остается. Только жить и терпеть.

Я отворачиваюсь к стене.

Я ничего не могу сделать. Пока она у них, не могу.

Пока я не знаю, что с ней.

Пока они по-прежнему могут причинить ей боль.

Жить и терпеть, думаю я.

А где-то там она…

И я шепчу, шепчу ей, где бы она ни была сейчас: «Только терпи и живи, прошу тебя».

Только живи.

– Успокойся, дитя.

Голос…

Голос из света.

Я открываю глаза и часто-часто моргаю. Все вокруг такое ослепительно-белоснежное, что цвет почти переходит в звук. Из него доносится тихий голос, в голове у меня вязкая каша, бок болит, и вокруг слишком светло, слишком…

Погодите…

Стоп-стоп…

Он нес меня по холму…

Ведь это было только сейчас, мы спустились в Хейвен сразу после того как…

– Тодд? – хриплю я. В горло словно набили мокрой ваты, но я гоню это слово наружу, в ослепительно-яркий свет: – ТОДД?!

– Я сказала: успокойся. Сейчас же.

Мне незнаком этот голос, женский голос…

Женский.

– Кто вы? – спрашиваю я, пытаясь встать, щупая руками вокруг себя, чувствуя свежесть и прохладу…

…постели?

Во мне поднимается паника.

– Где он?! – кричу я. – ТОДД!

– Я не знаю никакого Тодда, дитя мое, – говорит голос. Из яркого света постепенно начинают проступать контуры и силуэты. – Зато я знаю, что ты сейчас не в том состоянии, чтобы о чем-либо расспрашивать.

– В тебя стреляли, – поясняет второй голос, моложе первого, справа от меня.

– Закрой рот, Мадлен Пул, – говорит первая женщина.

– Слушаюсь, госпожа Койл…

Я продолжаю моргать, и наконец картинка перед глазами начинает проясняться: я лежу на узкой белой койке в узкой белой комнате. На мне тонкая белая рубаха с завязками на спине. Прямо передо мной стоит высокая пухлая женщина в белом халате с вышивкой; протянутая синяя рука. У женщины тонкие губы и серьезное выражение лица. Госпожа Койл. За ней, в дверях, стоит девушка чуть постарше меня, в руках у которой тазик с горячей водой.

– Меня зовут Мэдди, – говорит она, тайком посылая мне улыбку.

– Вон! – даже не оборачиваясь, приказывает ей госпожа Койл.

Мэдди переглядывается со мной и напоследок снова улыбается.

– Где я? – спрашиваю я строгую госпожу, все еще задыхаясь.

– Ты имеешь в виду здание? Или