Размер шрифта
-
+

Вопреки всему - стр. 18

«Дуракам везет», – выдавил из себя очередной перл Кэп, и я с ним полностью согласился.


Плывем на саликах

1962—2007.

Шестьдесят второй

Монотонное поскрипывание снега под широкими лыжами «Турист», брезентовые бахилы, натянутые поверх лыжных ботинок, накрепко охваченных полужесткими креплениями, и уже набрякшие от налипшего на них снега, неровное сопенье трех придурков, тропящих лыжню друг за дружкой в сумеречной тайге – предновогодний вечер далекого и уже ускользающего в никуда шестьдесят первого года.

Идея отметить Новый год в потаенной охотничьей избушке, затерянной в таежной глубинке Шалинского района, всплыла спонтанно у нашего неформального лидера Пини нежданно для нас с Аксакалом, была горячо одобрена и материализована в самые кратчайшие сроки. В наших «абалаках» чтой-то заманчиво побулькивало, что подстегивало наш энтузиазм, но, увы, не ускоряло хода, уж больно много снега успело навалить за прошедшие пару месяцев. Уже стемнело окончательно и обалденно вызвездило, на черном небушке перемигивались фантастически огромные звезды, сиреневатый снег на полянках и огромных разлапистых елях, теснящихся по сторонам узкой визирки, создавали сюрреалистически волшебную картину, столь далекую от обыденной городской суетной текучки. Душа пела, но пузо уже потихоньку урчало, предвкушая праздничный ужин и подстегивая, подстегивая наши молодые неуемные организмы к быстрейшему шевелению конечностями. Несмотря на двадцатиградусный морозец от нас вовсю валил пар после шестичасового марш-броска, когда неожиданно раздалось приглушенное потюкивание топора и на небольшой поляне нарисовалась утонувшая в сугробе маленькая избушка с огромной снеговой папахой на затылке, с короткой трубой, из которой стайкой улетали в черное небо золотистые искры. Невзрачный дедок в нательной рубахе с охапкой березовых поленьев в руках вначале изумленно упялился на наши разгоряченные рожи, а затем, коротко матюкнувшись, исчез, поднырнув за низкую дверь. Ошарашенные такой встречей, мы застыли истуканами перед входом, когда дверь резко распахнулась и дедок после короткой, но так понятной каждому русскому тирады прошамкал: « <…> уж, коли приперлися».



Ввалившись в жаркое и тесноватое пространство, освещенное тусклой карбидкой и огненными всполохами из-за неплотно прикрытой печной дверцы, мы как-то потерянно топтались на месте, толкаясь локтями и наступая друг дружке на ноги. Дедуля, помешивая деревянной ложкой какое-то варево в котелке, стоящем на печке, буркнул, не глядя на нас: «Хера ли мельтяшить-то, разбалакайтеся да на гвоздочки-то цепляйте свои хламиды. Ходют тута всякие!» Смущенные донельзя, обескураженные таким приемом, потихоньку стягиваем с себя промокшие брезентовые штормовки и пропотевшие насквозь шмотки, переодеваемся в сухое и начинаем распаковывать влажные рюкзаки. Места действительно маловато, и, расстелив в углу брезентуху, разложив на ней ватные спальники, умащиваясь на скрипучей скамейке, начинаем выкладывать на колченогий стол свои припасы. Дедуля, насупив седые брови, презрительно швыркал свою похлебку, закусывая хлебной горбухой, демонстративно повернувшись к нам спиной. Испросив разрешения на приготовление чая и не получив ответа, осторожненько ставим на край плиты набитый снегом котелок, режем колбаску, селедочку, красную рыбку, соленые огурчики, открываем баночку красной икорки, готовим бутерброды, дырявим пару банок сгущенки – уж больно быстро набегает время, скоро, ох, как скоро грянет новый, тысяча девятьсот шестьдесят второй год. Чай аж плюется кипятком и крепко заварен, в кружки набулькан чистейший медицинский, а наш дедуля, отвернувшись к бревенчатой стенке, уж больно старательно изображает спящего. Сконфуженно удерживая в руке алюминиевую кружку, Аксакал, осторожненько подталкивая деда в плечо, предлагает присоединиться к начинающемуся застолью.

Страница 18