Вопль археоптерикса - стр. 32

К концу первой недели подтвердились опасения, что зверье совершенно диких размеров встречается и поблизости. На рассвете из «ланкастера» выбираешься, а оно, высотой с соседнюю елку, стоит боком и, будто вошь, тебя рассматривает. Однако мы уже разобрались, что эти огромные твари, если им не попадаться под ноги, вреда не принесут.

Проша постоянно рисовал их в своем блокноте, отмечал. Часто там появлялись лапа, или клюв, или гребень. Иногда – наброски звездного неба. Иногда на полях возникал профиль девушки. Рисовал физик довольно криво, но видно было, что девушка будто бы оглядывалась. А я, один раз столкнувшись с ее строгим взглядом, в Прошин блокнот наведываться перестал.

Сейчас физик сидел справа от меня, и я не мог не видеть, как он задумчиво заштриховывал очередной профиль. Девчонка теперь смотрела, как если бы сквозь сетку дождя. Физик сказал:

– Седьмой наш день у динозавров. И кажется, прошлой ночью наблюдалось новолуние. Небо ясное, а луны нет, – пояснил он, видимо, на всякий случай, потому что воцарилась тишина после его слов. – Скоро узнаем, сколько дней в неделе у динозавров.

– Поди больше, чем у нас. День-то точно короче. Не хотелось бы узнать, сколько в году, – пробурчал радист.

– Не хотелось бы, – согласился Проша. – Но можно будет предположить и так.

– У динозавров ни одно созвездие не похоже на себя, – сказал Алешка, усмехнувшись. – Небо совсем другое. Могу только догадываться, где сейчас Ковш Большой и где Малый. Они здесь есть – их звезды, в смысле, но я не уверен… и Полярная звезда теперь не полярная.

Алешка их в первую очередь на карту поместил. Поместить-то поместил, но смеялся: «Я разведку произвел, дальше дело за Прошей данные обрабатывать». Нам со штурманом сведения требовались больше по провианту и ремонту машины. Провианта ходило рядом много, и нам уже не хватало пальцев, чтобы объяснять, кого встретили в чаще.

Поэтому мы постоянно спрашивали Прошу, как называется тот или другой зверь. Отвечал физик охотно, но расплывчато. А Галюченко оказался самым интересующимся из нас, поскольку за добычей ходил чаще других:

– Ты, Проша, определенно скажи, как они называются. А то таскаю я, таскаю в котел этих гадов зеленых, а они у тебя то рамфоринхи, то птеродактили. Одно название нужно, чтоб не путаться, с чем суп варить.

Проша взял у Галюченко недавно добытую зеленовато-коричневую зверюгу, оттянул ее перепончатое крыло, вздохнул:

– Что сказать? Ты ему, Петр Иванович, хвост вроде не отламывал, пусть будет птеродактиль, рамфоринхи – с хвостом.

– И нарекаю тебя птеродактилем! – голосом протодиакона пропел Костя, дал петуха и закашлялся.

– Ну ладно, – решил стрелок, – тогда те, которые желтые, с этого дня считаются рамфоринхами…

Каждый день привычно начинался со сбрасывания разных гадов с машины и из нее. Потом кто-нибудь уходил на просеку, наряд по кухне разрабатывал план кормления экипажа, а остальные забирались наверх и принимались стучать. И к концу этой первой недели кое-как заклепали уже почти все отверстия. Во всяком случае, на рассвете солнце не било мне в глаз в ровный полукруг из семи дыр под правым передним иллюминатором.

Надо было еще изобрести, чем закрыть два разбитых окна. Когда садились, осколки держались в раме и даже защитили нас от первой атаки гостей-птеродактилей. Но назойливым тварям понравилось ковырять битый плексиглас, и он вскоре полностью высыпался на пол. Что интересно, более-менее целые стекла зверье не трогало, а вот лучащиеся на солнце кусочки не давали им покоя, как бриллианты – капиталисту. Ночами мы закрывали выбитые форточки ненужными сейчас гимнастерками, а от земли оторвемся, и гимнастерочки посрывает, как не бывало.