Волжане: Поветлужье. Ветлужцы. Ветлужская Правда (сборник) - стр. 160

Переяславцы и все, кто понимал речь Мокши, замерли, слушая его нехитрый пересказ.

Какое там кино или книга, коими потчевали себя их потомки! Трагедия проходила прямо тут, у них на глазах. То, о чем они только догадывались, приобретало живые краски. За неделю ожидания суда возмущение поступками Слепня понемногу стиралось из их памяти. А ныне отчасти деланное поначалу возмущение сменилось яростью на их лицах, особенно когда они узнали, на что пошла Радка, чтобы спасти воина, чтобы не выбросили его в волны Ветлуги.

Да, именно воина.

Кем бы ни числился потом Тимка – отроком, новиком, ушел бы в мастеровые или охотники, смотреть на него будут уже не как на несмышленого мальчишку.

Под конец рассказа стали раздаваться выкрики к немедленному самосуду, и воеводе пришлось окриком призвать всех к тишине. Тут только дай слабину – сожрут на раз, а потом и привыкнуть могут. А тогда уже только с кровью выбивать такие привычки…

Закончив с Мокшей, воевода обратился к новгородцам: хочет ли еще кто повиниться в делах своих?

Понимая, чем закончится дело, трое из четверых оставшихся новгородцев начали божиться, что знать не знали про то, что девицу для утех на борт подняли. Думали, шуткует Слепень. А то, что стрелы метали, так как ослушаться хозяина? И только когда они закончили, вышел четвертый со шрамом и повинился.

Заложил при этом он всех, в том числе и себя. Все, мол, знали, для чего девчонку притащили, и приказ Слепня о беспамятном отроке выполнили бы, не задумываясь. Иначе бы сами кормили раков на дне речном. И про то сказал, что не только торговлей купец Онуфрий занимается, но и другими, не слишком чистоплотными делами. И знают его действительно в Заволочье как Слепня. Жалит он сильно и воняет так же делами своими.

И что готов он принять расплату за все свои прегрешения перед переяславцами, если признают те вину его, хоть стрелы он и не пускал, а лишь мечом пытался отбиваться. Потому как знает, что в ответе он за непотребства купца перед общиной местною.

Виноват, что не остановил и не встал на защиту отроков даже словом. Не покинул своего предводителя, видя, что он творит. При этом новгородец смотрел прямо в глаза воеводе, намекая:

«Вот он я, пригожусь, если тебе дела муромские или другие какие интересны будут».

Слепень задергался, но, поняв, что ему скоро будет все равно, знают вокруг про его дела или нет, утих.

После этих монологов Трофим Игнатьич повернулся к выборным и гостям:

– Желаете ли выслушать отроковицу, что пошибанию подвергли? Девицу ту не успели ссильничать, о том реку при всех. Однако пытался купец сей это сделать, и следы от его кулаков да ногтей по всему телу ее, а про обещания с ней это сотворить все вы слышали. И от того ныне она не в себе до конца, не помнит, что на ушкуе с ней творили. Не поспели бы мы вовремя – вскоре на дне речном вместе с отроком лежала бы. А послухами, что следы на ней видели, позвать могу лекаря нашего да знахарку отяцкую Юбер Чабъя. Они смотрели девицу сию и подтвердить все сказанное могут… Весомая же вина купеческая – что стрелы он спустил на нас, иначе виру малую стребовали бы мы за девицу да за слова позорящие. Ныне же, приговорите вы кого из ушкуйников, так смерти их предам.

Выборные отказались звать Радку – все было ясно. Они поднялись и огласили свой приговор.