Волшебство для Мэриголд - стр. 22
«Там же пьют вино, да? – настаивала Мэриголд. – В Библии так написано. Вы не считаете, что чашка чаю была бы приличнее, чем вино?»
Саломея именно так и думала, но она скорее умерла бы до смерти, чем развратила бы юный разум Мэриголд подобными идеями.
«Существуют тайны, которые мы, несчастные смертные, не можем постичь», – торжественно объявила она.
Дядя Клон стал третьим из любимых Мэриголд. Первой, разумеется, была мама, затем тётя Мэриголд, с ее милым широким ртом с изгибами в уголках, отчего всегда, даже когда она грустила, казалось, что она улыбается. Эти трое занимали тайное святилище в её сердце, особенное святилище, куда не допускались многие, кто считал, что имеет право быть там.
Мэриголд иногда задумывалась, на кого хотела бы походить, когда вырастет. С одной стороны, она хотела быть как мама. Но мама была «затюканной». Чаще Мэриголд думала, что хочет быть похожей на тётю Мэриголд, которая обо все высказывалась по-своему. Больше никто не умел бы так сказать. Мэриголд подозревала, что узнает любое из слов тёти Мэриголд, где бы с ними не столкнулась. Она говорила: «Хороший день» таким уверенным тоном, что казалось, никто больше не знает, что день хорош, – этим милым секретом она делилась только с вами. А если вы ужинали у тёти Мэриголд, она заставляла вас съесть третью порцию.
5
Мэриголд совсем не понимала, откуда взялись все эти бабушки. Она знала, что обязана любить их, но любила ли? Даже в свои шесть лет Мэриголд обнаружила, что невозможно любить по правилам.
Младшая бабушка не так уж плоха. Конечно, она была старой, но её славно замороженная невозмутимая зрелость по-своему столь же прекрасна, как и молодость. Мэриголд почувствовала это задолго до того, как смогла сформулировать, что и расположило её к восхищению Младшей бабушкой.
Но Старшая бабушка. Мэриголд всегда казалось, что в Старшей бабушке, невероятно древней, не было ничего человеческого. Она не могла родиться и столь же маловероятно – умереть. Мэриголд радовалась, что ей не приходится слишком часто заходить в её комнату. Дети не должны беспокоить Старшую бабушку – «неотшлёпанные помехи» – так она называла их.
Но иногда Мэриголд приходилось ходить туда. Когда она шалила или капризничала, в наказание её отправляли посидеть на маленькой табуретке в комнате Старшей бабушки. Это было самое ужасное наказание – мама и Младшая бабушка, которые считали его достаточно мягким, просто не понимали, насколько они было страшным. Мэриголд сидела там, как ей казалось, часами, а Старшая бабушка со своих подушек смотрела на неё в упор, не мигая. Ничего не говоря. Именно это делало наказание столь ужасным.
Хотя, когда она начинала говорить, было столь же неприятно. Какой высокомерной могла быть Старшая бабушка. Однажды она так рассердила Мэриголд дразнилкой: «Хойти-тойти, маленький горшочек скоро закипит!», что та несколько дней страдала от унижения. Маленький горшочек, подумать только!
Бесполезно было пытаться что-то скрыть от жуткой старухи, она видела всё насквозь. Однажды Мэриголд попыталась обмануть ее маленькой полу-выдумкой.
«Ты не настоящая Лесли. Лесли никогда не лгут», – сказала Старшая бабушка.
«О, неужели!» – воскликнула Мэриголд, уже знавшая, как обстоит дело.
И вдруг Старшая бабушка рассмеялась. Иногда она преподносила сюрпризы. Как-то Мэриголд зашла в комнату для гостей и перемерила все их шляпы, и тем же вечером в садовой комнате собрался совет. Мама и Младшая бабушка пришли в ужас. Но Старшая бабушка не позволила наказать Мэриголд.