Волшебное зеркало Тимеи - стр. 27
У меня отлегло от сердца.
Стараясь не разочаровать опасного жениха, я тоже улыбнулась, и в пылу радости он попытался заключить меня в объятия. Я инстинктивно отшатнулась, о чём мгновенно пожалела. Взгляд вновь стал гнетущим и чёрным. Я почувствовала его груз, словно на плечи легли тяжёлые рыцарские доспехи.
Рене опустил вдоль старого тщедушного тела длинные руки, которым я не разрешила прикоснуться к себе, развернулся и, сгорбившись, пошёл прочь.
А в мои мысли снова проникла художница Роза.
Глава четырнадцатая
Как и обещал Рене, через три дня она пришла навестить меня.
– Милочка! – вскричала она уже с порога. – Как я рада тебя видеть!
На этот раз на Розе был другой парик – длинные светлые волосы, и я едва узнала её.
Как всё же причёска меняет внешность человека! – в который раз поразилась я.
– Я тоже очень рада! – сообщила я в ответ, и это было совершенно искренне.
Я предложила Розе чай, и мы, расположившись в огромной зале на первом этаже, начали болтать.
– Скоро моя персональная выставка! – похвалилась она. Хлебнула чай и недовольно вытянула и без того удлинённое личико. – В чае недостаёт имбиря… Не признаю чай без имбиря!
Изо всех сил желая угодить гостье, я покорно вызвала Мишель и попросила принести имбирь.
Может быть, не воровать парик, а попросить его?.. Но Роза боготворит Рене… Она тотчас же расскажет ему об этом, и я больше не увижу ни парика, ни её самой…
Получив требуемое, Роза вновь пришла в прекрасное расположение духа.
– Я пишу портреты… Немного в стиле Ван Гога. В таких жёлто-голубых тонах, крупными мазками!
Она вытащила каталог с репродукциями своих картин. На мой взгляд, они ничем не напоминали Ван Гога.
– Правда, похоже? – пытливо заглянула художница мне в глаза.
Взгляд её тоже был острым и пронзительным, каким-то отталкивающим, и моё решение не украсть парик, а попросить, разбилось на осколки.
Нет!.. Это было бы крайне неосмотрительно!
От мысли, что я могла всё провалить из-за своей доверчивости, мне стало не по себе.
– Почему у тебя дрожат руки? Тебе не нравятся работы? – резким голосом выкрикнула художница. Она становилась мне неприятна. Однако я сделала усилие над собой и вымученно улыбнулась.
– Что ты! Они великолепны!
– А какая особенно? Покажи! – потребовала Роза.
Мне захотелось стащить с неё парик и вытолкать вон.
Но я снова себя сдержала и ткнула пальцем в первую подвернувшуюся репродукцию.
– Вот эта!
– Это портрет моего мужа! – гордо возвестила Роза.
Я взглянула на портрет, в который упирался мой палец. Всё в тех же жёлто-синих тонах, выдаваемых за схожесть с Ван Гогом, был изображён пожилой рокер в бандане, косухе и рваных джинсах, сидящий перед ударной установкой. Лицо у него было открытое и приветливое. Странно, что Розе удалось это запечатлеть…
«Русский барабанщик…», – подумала я.
– Его зовут Жорж, – сообщила Роза.
Я непонимающе посмотрела на неё.
– Жорж?.. Разве он француз?..
Она опять сморщилась, словно захотела дополнительной порции имбиря.
– Ой, да какой там француз… Русский, Жора! Но сама посуди – что это за имя для мужа известной художницы?
Роза обмахнулась ажурной салфеткой.
– Жарко что-то…
И она вдруг сняла парик и оказалась коротко стриженной, как Наталья Крачковская в фильме «Иван Васильевич меняет профессию».
Я закашлялась. Потом промолвила: