Волшебная флейта - стр. 12
Произнеся эту тираду, Василий Антонович замолчал и подошёл к окну. С улицы доносился шум дворника, подметающего улицу.
– Вот видишь, – сказал он, привлекая моё внимание, – ещё каких-то полчаса тому назад здесь разыгралась трагедия, погиб человек. А сейчас уже и следов не осталось от этого явления. И если бы ни вон та свежая зарубина на дереве, своего рода отпечатавшийся предикат, то ничего бы не напоминало нам о том, что произошло. Нет уже ни людей, ни разбитой машины, ни погибших. Ничего не осталось, остался только субъективный отпечаток в нашей памяти. И если бы ты сегодня не пришёл ко мне, то даже бы и не знал, что здесь случилось. Вот она реальность, вплетённая в пространство и время.
Услышав эти слова, я, устав от его философии, засобирался, встал со стула и сказал, что мне пора идти.
– Иди, – не стал он меня удерживать. – А то я с тобой заболтался. Если я буду всё время предаваться праздным разговорам, то никогда не сделаю своего научного открытия и не получу Нобелевскую премию.
Он проводил меня до двери своей лаборатории и, пожав руку, сказал на прощание:
– Не ломай себе голову пустяками. Живи в свое удовольствие. Если тебе что-то помогает преодолеть твой недуг, то пользуйся им. Прощай.
Я спустился по лестнице и вышел на улицу. Отыскав тросточкой место аварии, я ощупал ствол векового тополя и пальцами обследовал рану. Мне показалось, что клочки развороченной древесины были ещё тёплыми. Сверху я услышал голос Василия Антоновича, который, по-видимому, стоял у окна и наблюдал за мной.
– Ну, как предикат? – спросил он.
– Глубокий, – ответил я.
– Напоминает он тебе о чём-то?
– Нет, – сухо сказал я ему из духа противоречия и поплёлся домой на свою холостяцкую квартиру.
Придя домой, я долго не мог прийти в себя от всего пережитого за этот вечер. Чтобы немного успокоиться, я включил приемник, постоянно настроенный на радиостанцию «Радио – культура». Из динамика полились звуки классической музыки, по стилю я предположил, что исполнялось одно из сочинений Рахманинова. Я вновь ощутил себя уютно и немного успокоился.
Но как только успокоился, мне вдруг вспомнились омерзительные звуки той молодёжной радиостанции, которая продолжала вещать даже после того, как машина разлетелась вдребезги. В моём представлении эта радиостанция, почему-то, внезапно ассоциативно совместилась с понятием «Вечное зло». Вечное зло, не знающее и не признающее смерти. Мне очень захотелось найти эту радиостанцию в эфире. Я подошёл к приёмнику и стал вращать бобину тумблера. Внезапно я услышал те же два противных голоса. Один из них мог принадлежать гомику, а другой – хулигану. По-видимому, они разговаривали меж собой:
«– Ты, почему воздух испортил? В студии и так дышать нечем от жары, а ты ещё пускаешь ветры.
– Извини дружище, поел что-то несвежее, а чем пахнет?
Тухлыми яйцами.
– А вот тухлых яиц я не ел. Но может быть, мы послушаем чего-нибудь свеженького. Я слышал, что от свежей музыки пищеварение улучшается.
– Тогда давай поставим только что полученный нами “Rock en sausages and pies” нашего кумира Джона Дебила, написанного им буквально утром, когда он сидел на своем золотом унитазе в великолепном туалете».
Динамик разразился какофонией звуков. Я уже хотел переключить, так как такое безобразие звуков не собирался слушать, как вдруг музыка оборвалась, и раздался голос ведущего гомика: