Волк в ее голове - стр. 55
Кабинет заполняют ароматы горячего пластика и чернил. Из принтера медленно вылезает сгиб руки, на котором темнеет россыпь пятнышек – не то грязи, не то… родинок? Белые пальцы, очень длинные, тонкие пальцы. Чуть поодаль, обрезанная кадром, чернеет рукоятка пистолета.
Виски мне сдавливает.
Откуда у Дианы пистолет?
Ну откуда?
Грязь. Точно грязь. Капли её похожие на созвездие – ну и что? Машина проехала по луже и обдала девушку фонтаном из лужи. Вот и объяснение.
– Покажите лицо! – не выдерживаю я. – Прошу вас. Чё есть. Н-не могу так.
Мухлади раздражённо морщится. Перебирает снимки, снова лезет в металлическую тумбочку, тут же с грохотом заталкивает ящик обратно.
– Шестнадцать исполнилось?
– Ей? Или…
– Блядь!
– Исполнилось мне шестнадцать. Можете сказать, исполнилось.
– Кому сказать? – Мухлади резко поворачивается. – Кому?! Послушай меня внимательно: у неё вместо лица… раздавленный арбуз. Эта дура в голову себе выстрелила. В голову! – Он лупит себя по виску. – Видел ты такое в своих роликах? Хорошо понимаешь, что это значит? Потому что я не хочу иметь проблем, если ты потом начнёшь ссаться в простыню или бросаться под поезд. Понимаешь? – Мухлади горячится, повышает голос. – Я не хочу, чтобы твои родители, друзья, девки, – на каждое слово он тычет пальцем в сторону дверного проёма, будто там застыл невидимый призрак и не уходит который день, который год, – ко мне ходили и обвиняли, что я тебе психику, сука, сломал, что я тебе жизнь испортил, душу твою юную… искалечил.
Мне делается дурно, жарко, но я нахожу силы фальшиво улыбнуться.
– Нет-нет. Всё будет хорошо. Покажите лицо. П-прошу.
Мухлади с минуту смотрит на меня так, словно вот-вот придушит. С оттяжкой хлопает ладонью по столу и отворачивается. Несколько томительных секунд мы наблюдаем, как по железнодорожной насыпи за пакгаузами беззвучно уносится серо-стальная пуля экспресса. Когда поезд исчезает в вечерней мгле, Мухлади вздыхает и, разыскав на компьютере снимок, отправляет его на печать.
Я зажмуриваюсь.
Есть термин, который называется «ошибка игрока». Обычно люди думают, что будущее зависит от прошлого, что существует вселенский баланс между хорошими и плохими событиями. Что если вы проигрываете в казино раз за разом, то шансы сорвать куш растут.
Пока принтер гудит и тужится, выпихивая из себя очередную фотографию, я подсознательно жду, как после этих долгих, кошмарно долгих и беспокойных часов наступит что-то хорошее. Я жду этого, хотя знаю: ничего во Вселенной не изменилось, и нет никой кармы, и нет баланса. И жопа, если она суждена, накроет с прежней вероятностью.
Принтер замолкает, наступает зловещая тишина.
– Опознавать будешь? Или ещё посидим?
– Замолчите. Прошу вас.
Не слушая ответную ругань Мухлади, я перевожу дыхание и протягиваю руку за распечаткой.
Ещё вдох.
Ещё выдох.
Открываю глаза.
Сон десятый. Она
Мы всегда запаздываем. Всегда чуть позади. Всегда немного в прошлом в нашем осознании настоящего – ведь сначала оно случается, и только потом реагируют глаза и уши: переводят свет и звук в импульсы и отправляют в путешествие по нейронам. Скорость передачи огромна – ни один компьютер не сравнится, – но конечна. Вот и образуется эта пауза, этот промежуток.
Это опоздание.
Я до боли осознаю, что опаздываю. Опаздываю бесповоротно. На долю. На мгновение, но уступаю неумолимому течению жизни и теперь в отчаянии гонюсь за ним – из кабинета, из полиции, вдоль по улице.