Волк? Но я не боюсь - стр. 26
Коля же понял меня по-своему и поцеловал меня в щеку, а потом начал успокаивающе качать меня на руках.
- Ох! - Выбежала к нам бабушка Люба. – Что случилось?
Не давая мне ничего сказать, Коля начал качать меня еще сильнее и при этом говорить:
- Топор! Боль! Ласка.
- Боже! Топором расшиблась? Что ж делать-то? Машины в селе нет. И скорая когда приедет-то? – Заголосила бабушка.
- Ласка! Боль! Топор! – Как будто отбивал ритм на бас барабанах, добавлял Коля к каждой реплики старушки. От суеты поднятой всего лишь двумя людьми, я ненадолго впала в ступор и не могла ничего сказать.
Наконец, набравшаяся за жизнь житейской мудрости бабушка велела Коле, чтобы он внес меня в дом и уложить на диван.
- Надо Ласочке перевязку сделать, а то кровью истечет, - сказала она и исчезла в боковой комнате.
А вернулась уже с жестяной коробкой из-под печенья, в которой сейчас лежали средства для оказания первой помощи. Бабушка достала из своей коробки бинт и посмотрела на меня:
- Ласка, показывай свою рану. – Попросила бабушка.
Сгорая от стыда, я покачала головой.
– Не боись, девочка, я и не такие раны видела. Показывай, куда топор попал.
Я собралась с духом, чтобы объяснить, что я не ранена и не нуждаюсь в перевязке. Только Коля схватил мою руку и чуть ли не под нос бабушке сунул мою ладонь с мозолями.
- Всего-то? - Была первая реакция бабушки.
Но волк, рыкнув, дал ей понять, что у меня очень опасные раны. Еще он очень серьезным тоном добавил:
- Топор. Боль. – И он стал сам доставать из бабушкиной коробки вату и бутылки с разными жидкостями. Только, что с ним делать, он не знал.
- Да, боль – это плохо. – С долгими паузами произнесла бабушка и уже бодрее добавила, - но раны у Ласки особенные. Здесь чудесное средство надобно.
Она с важным видом порылась на дне коробки и достала оттуда пару полосок бактерицидного лейкопластыря с зеленкой.
- Вот, Коленька, смотри, как я твою Ласку лечить буду. – Она показывала моему волку, как достает каждую полоску пластыря из индивидуальной упаковки, потом отклеивает от липкой части гладкие листики и, подув мне на мозоль, наклеивала лейкопластырь на мою ладонь.
Две полоски бактерицидного пластыря на парочку моих мозолей вполне хватило.
- Сейчас заживешь, - подмигнув, сказала мне бабушка. Только волк, подозрительно прищурившись, рассматривал мою ладонь. И вроде бы он был доволен, что моя жизнь вне опасности.
- Простите, бабушка Люба, - сказала я соседке, поднимаясь с дивана. – Коля не слушал, когда я говорила, что мозоли не опасные.
- Ничего, раз переживает, значит любит. А любовь его уже возвращает к нормальной жизни. Видишь, какой у него взгляд стал осмысленный. И слова начал разные произносить.
Бабушке я кивала, хотя у Коли всегда был осмысленный взгляд, но говорить на пару слов больше он, все же, стал.
Поблагодарив бабушку, я встала с дивана. Но мне пришлось снова извиняться за волка, который вошел в чужой дом в грязной обуви.
- Я помою пол, - предложила я, - где меня ведро и тряпку взять?
Бабушка только махнула рукой, а волк стукнул себя ладонью по груди и сказал:
- Коля.
- Он что, сам хочет помыть пол? - Спросила у меня бабушка. Коля сам ответил ей кивком.
Мы с бабушкой вышли во двор и сели на ступеньки, а волк, которому хозяйка дома оставила ведро с водой и половую тряпку, остался в доме.