Волчья звезда - стр. 29
Он помолчал, потом спросил:
– А если бы мы взяли с собой Барсука и Кожана?
– А вы сами как думаете?
– Думаю, – печально сказал он, – никто из ваших им не обрадуется. А жаль – это был бы такой хороший предлог для начала мирных переговоров. Кожан у себя в племени не маленький человек…
– Это он вам сказал?
– Почему я должен им не верить?
– Потому что они никогда не скажут вам правды, кочевые. И никакой он не Кожан – тоже украл у кого-то имя.
– Дались тебе эти имена, – сказал он раздраженно.
– Это же самое важное, как вы не понимаете? У них совсем нет чести, вот ни на столечко…
– А я надеялся, ты все же переменишь свое мнение, когда познакомишься с ними получше, – печально заметил он.
– Улисс, – ответила я, – и не просите.
Что бы он там в глубине души ни думал, но внял голосу здравого смысла и взял с собой только Диану. Она осталась на берегу озера вместе с остальными женщинами и ребятней, которая, как всегда бывает в такой праздник, носилась туда-сюда, путаясь у всех под ногами. Звездная женщина держалась хорошо, с достоинством, но я-то видела, что ей неуютно – наши бабы всячески старались дать ей понять, что она тут как пятая нога зайцу. Я знала, они ее презирают – ничего из того, что положено делать приличной женщине она не умела, даже спрашивала про то, как мы выпекаем хлеб. Повсюду горели костры – весь берег был в огнях, точно звездное небо осенью; смех и голоса перекликались друг с другом, отражаясь от воды, небо переливалось всеми закатными красками, потом позеленело, потом зелень сменилась глубокой синевой и костры на берегу запылали еще ярче. В озере тоже сияли огни, отражаясь в черной воде, – факелы, фонари и масляные плошки – частью на лодках, частью в руках у загонщиков – озеро-то было мелководное, большей частью по пояс, из зарослей камыша то и дело взлетали вспугнутые птицы, но сегодня никто на них не обращал внимания. Порою низко-низко над головой летучие мыши проносились на своих мягких крыльях, привлеченные множеством насекомых, ошалевших от такого обилия света.
Диана наблюдала за всем этим завороженно, даже рот приоткрыла, в руках у нее был такой специальный Предмет, совсем крохотный, при помощи которого каждый потом может увидеть то, что видела она, – они называли его «камера». Она медленно водила этой штукой из стороны в сторону, потом, обернувшись, увидела меня, и кажется, обрадовалась – обычно-то она относилась ко мне снисходительно, как к дуре какой, но сейчас, видимо, устала от враждебности остальных.
– Ох, – сказала она, – до чего красиво. Все эти огни…
– Это для рыб, – пояснила я, – рыба в эту ночь боится света; она хочет уйти от него через протоку. А там поставили сети.
Она грустно проговорила:
– Вы все делаете с какой-то определенной целью, верно?
Я удивилась:
– А как же иначе? Глупо было бы делать что-нибудь просто так.
Она покачала головой и вновь взялась за свою камеру. Небо стало совсем черным, равноденствие совпало на этот раз с новолунием; считалось, это обещает удачный год.
На востоке, мерно дыша в ночи, лежало море – понятно, разглядеть его сейчас было невозможно; но над ним висела дымка, сквозь которую звезды едва просвечивали. Именно оттуда, из-за края воды весной прилетали дикие гуси, крича и жалуясь, точно испуганные младенцы, на те неведомые мне силы, что гонят их в наши края. Я подумала – может, там, вдалеке, вообще нет земли и они плачут потому, что им суждено без устали кружить на ветру? Или они прилетают с той яркой, точно умытой дождем зеленой звезды, которая порою появляется за краем моря?