Волчья ночь. Сборник рассказов - стр. 7
Немного еще посидев, дед выломал в кустах прочный сук, продел его под жабры и сказал нам:
– Пошли домой, рыбаки.
Мы с Генкой с двух сторон подхватили палку, рывком подняли рыбину и пошли в горку. Хвост утятницы волочился за нами, оставляя в росной траве серебрящийся в лунном свете след. Тяжеленная рыба дернулась, и мы попадали. Дед усмехнулся:
– Ваша добыча – вам и нести…
Как мы дошли до дома, я теперь уже и не знаю. Сил не осталось вовсе. Но на предложение деда передать рыбу ему только упрямо дернули головами.
Бабушка, увидев наш улов, всплеснула руками:
– Да как же вы ее одолели? Как смогли? Ой-ой-ой…
Мы упали во дворе, тяжело дыша и глядя в ночное небо. Счастье, безграничное, бесконечное счастье затопило меня с головой. Попалась!
– Генк, а помнишь, я говорил, что поймаю?
– Помню – Генка, как и я, дышал словно загнанная лошадь.
– Поймал ведь. Мы поймали!
– Ураааааа! – наш с ним громкий крик пролетел над ночной деревней, заставив соседских псов залиться лаем.
– Тише вы, оглашенные! Всю деревню поднимете – бабушка хоть и строжилась, а глаза ее смеялись…
Нужно ли говорить, что утром мы стали героями? Вся деревня пришла посмотреть на гигантскую рыбину. Дед подвесил ее под навесом, и хвост ее касался земли. В ее утробе мы нашли щуку побольше первой пойманной. Генке досталась порция щучьего мяса – честно заслужил. Котлеты из той щуки показались мне самыми вкусными в жизни, а засушенная голова до сих пор висит над дверью, напоминая мне о той удивительной рыбалке…
Таежный хозяин
…Громко тикают на стене старинные часы. Красивые, резные, с гирьками в виде сосновых шишек на цепочках и потускневшим от времени золотистым циферблатом. Стрелки, вычурные, рельефные, показывают три часа. Раннее-раннее утро, скорее даже ночь. За окном его небольшой уютной кухоньки темно, хоть глаз коли. На плитке ворчит, закипая, старый пузатый чайник – давний собеседник.
Несуетно достает из настенного шкафчика засушенные по лету травки да черный байховый чай – он только такой и пьет. Душистый, пахнущий летней тайгой, он отменно вкусен с земляничным вареньем. Землянику он сам летом в сосновом бору собирал, отбиваясь от ошалевших от жары комаров. А когда-то он с ней вместе по ягоды ходил. Но вот уже пару лет как один живет, бирюк бирюком…
Чайник закипел, забренчал крышкой.
– Иду, иду, чего ты расшумелся…
Снял его с плитки, залил уже заложенные в заварник травы, сыпанул щедрую жменю чая и щепотку сахара – так чай лучше взопреет, наберет вкус и цвет. Отодвинул занавеску, бросил взгляд на небо – не светлеет ли? Нет, рано еще. Все дела переделал, к выходу все подготовил, и извечное охотничье нетерпение гнало его вперед, в тайгу. Наполненную запахами подступающей осени и перестоявших грибов, летящими на ветру паутинками и звонким цоканьем вечно сердитых белок…
Он всю жизнь в тайге, с самого раннего детства. Дед его был егерем, и и брал его с собой в тайгу на все лето. А потом он вырос и сам стал егерем. Вопрос о том, где работать после армии, для него не стоял. Он с детства знал, что будет егерем, как дед. Будет так же охранять тайгу и зверей, ходить по звериным тропам. Тайга была ему привычна и понятна как собственный небольшой домишко, поставленный еще прадедом в небольшой деревеньке у отрогов Саян.