Волчья невеста - стр. 42
Едва слышно звякнула сталь, заставив Теодрика напрячься. Что ей пришло в голову? Ограбить его хочет, или… Пришедшее в голову «или» не понравилось ни ему, ни волку. А ведь он уже успел познакомиться с характером и безумностью шлюшки! Гордячка, для которой честь важнее жизни. Которая умирать будет, но не покорится. Не шлюшка она. Просто дурная девица. Так что помешает этой бешеной расстаться с жизнью?
Альфа уже готов был «проснуться», рассчитывал так, чтобы прыгнуть и не напугать эту безумицу, скрутить ее и не поранить, как она, взвесив в ладони смертоносный клинок, повернулась к матрасу, на котором он спал. Пришлось снова закрыть глаза, но он слышал, как с каждым шагом к нему ее сердце колотится все сильнее и сильнее, а шаги выдают неуверенность.
Девка склонилась над ним, задышала рвано, сглотнула громко, и… На этом альфа решил, что хватит. Открыл глаза, чтобы встретиться с зелеными перепуганными очами и увидеть кинжал возле своей шеи, там, где билась жилка жизни. Захотелось зло посмеяться над своей беспечностью, но вместо этого он прорычал:
— Твоя идея или генерала?
Она моргнула, прогоняя страх взмахом ресниц, скривилась, будто не нож вперед выставила, а собственную ярость, и впервые ему соврала:
— Моя. За то, что ты со мной сделал.
Ее гнев был силен. Теодрик почти был уверен, что она более чем желала перерезать ему глотку. За боль. За страх. За всю ту угрозу, что вервольфы несут «свободным» людям. Гнев был настолько сильным, что могло сработать. Но альфа все равно уловил неприятный душок лжи в ее словах. Да тут и вервольфом не нужно быть, чтобы догадаться — идею избавиться от альфы девке скормил кто-то другой.
В Теодрике такая злость вспыхнула. Ярость, неприятие… Причем не на себя, за то что так смешно подставился под клинок. И не на девку, которая сейчас сжимала этот клинок онемевшими пальцами. На того, кто вложил ей в голову эту мысль, а в руки — орудие.
Мразь! Какая же все-таки Дорсан мразь! Не побрезговал даже использовать женщину ради такой грязной работы. Только эту?
— А что я с тобой сделал? — поинтересовался он, глядя ей в глаза. По-хорошему надо было смотреть на лезвие, которое слегка качнулось и оставило неглубокий порез на его коже. Будто оса ужалила: чувствительно, но ерунда какая-то. Царапина, которая затянулась в мгновение. Но необходимый эффект произвела.
Нужно было отдать девке должное, при виде крови она хоть и побледнела, но оружие не бросила и не отступила. Держала крепко и… умело что ли.
— Лишил меня чести! — выплюнула она с отвращением. — Использовал мое тело!
— Я лишу тебя жизни, — спокойно пообещал он, — если попытаешься довести приказ генерала до конца.
— Ты меня и так убьешь, — горько усмехнулась она, тряхнув растрепанными волосами. Густые пряди скользнули по груди, и Теодрик понял, что снова ее хочет. И что вовсе не злость главенствует в его теле, желание растеклось по нему, собираясь, сосредотачиваясь в паху.
Нет, не убьет. По крайней мере, не сразу. Потому что впервые за много-много лет Теодрик почувствовал себя живым, и секрет этого в этой девке. В ее плоти, в ее аромате, который хочется вдыхать и вдыхать. Подмять ее под себя, трахнуть эту…
— Как твое имя? — спросил он.
— Зачем тебе?
Теодрик и сам не знал ответа на этот вопрос. Ни у одной из волчьих невест до нее он не спрашивал имени. Но никто из них не вызывал в нем такую бурю. Все эти опасные игры с ножами завели его еще сильнее, Теодрик чувствовал себя живым, как чувствовал тепло прижатого к его бедру бедра. Только ни беса он ей в этом признается!