Вокруг Москвы. Путеводитель - стр. 33
Масалин, разумеется, был недоволен чрезмерной активностью своих конкурентов.
Даже здешняя железнодорожная станция – исторический памятник. Железная дорога, связавшая Москву и Сергиев Посад была открыта в 1862 году. Сам митрополит Филарет одобрил это начинание. «Сколько употреблено искусства, усилий и средств для того, чтобы вместо пяти ехать полтора часа».
Естественно, обогатились местные извозчики. Путеводитель сообщал: «У станции парные извощики, таксы на них не существует, и во время большого стечения народа они берут 60 коп. за тот конец до монастыря, который в обыкновенное время можно проехать за 20 коп.».
Впрочем, можно было при желании прогуляться: «От станции к монастырю идет мощеная дорога, она… спускается оврагом к мосту на Московскую улицу. По обеим сторонам оврага тянутся дома, а в самой его низине, под Красной горой, стоит часовня над колодцем Преподобного Сергия, окруженная сорным кустарником, в чаще которого течет загрязненный ручей – речка Кончура».
А впереди – лаврские купола.
Увы, не все здесь было благостно. Вот, к примеру, заявление Родиона Андреева, лаврского служащего: «Сего марта 24-го дня пополуночи в 12-м часу, шедши я из Лавры домой, нес свои сапоги взятые лаврской семинарии риторики у учеников для починки и, поравнявшись против питейного дома, называемого Залупиха, что в Кокуеве, увидел вышедших из оного Сергиевского посада цеховых голову Ивана Никитина Щербакова, Герасима Малютина и Михаила Загвоскина, которые, остановивши меня, проговаривали такие слова, что-де им велено таких людей ловить, которые производят мастерство, а потому и требовали чтоб я оные сапоги заложил во оном питейном дому и их поил вином. А как я им оных не дал, то они и начли у меня силою отнимать, почему и принужден я был от них бежать, из коих Щербаков и Малютин, догнавши меня у самого моего двора, стали держать, а Загвоскин начал меня бить палкою, которая имеется и теперь у меня, и они, конечно б, меня прибили до полусмерти, если б не сбежались на крик соседи».
Да, подобное случалось практически во всех российских городах, но здесь выглядело особенно дико.
Один из самых знаменитых жителей Посада – философ Василий Васильевич Розанов. Он перебрался сюда после революции, в надежде спрятаться от голода и прочих неприятностей, сопровождавших «новый быт». И поселился в домике по адресу улица Полевая, д. 1.
Непрактичность философа здесь достигла своего апогея. Сергей Дурылин вспоминал: «Однажды в холодную осень 1918 г., вижу, он, в плаще, худой, старый, тащится по грязи по базарной площади Посада. В обеих руках у него банки.
– Что это вы несете, В. В.?
– Я спасен, – был ответ. – Купил «Магги» на зиму для всего семейства. Будем сыты.
Обе банки были с кубиками сушеного бульона «Магги». Я с ужасом глядел на него. Он истратил на бульон все деньги, а «Магги» был никуда не годен – и вдобавок подделкой».
Василий Васильевич болел, голодал, терял в весе. Жаловался: «Творожка хочется, пирожка хочется». Иной раз признавался: «Сегодня сыт: а знаете, милого творожку я съел чуть, – не более раз 4-х за зиму. Хотя покупал, но – детям и жене. Они так жадно накидывались и поспешно съедали, что жаль было спросить: „Дайте и мне“. А – ужасно хотелось».
Он все чаще приговаривал: «Безумно хочу сметаны!», «Безумно хочу щуки!», «Безумно хочется тепла!». С теплом тоже были проблемы. Зато уж если Розанов дорвется до него, всем становилось жутко. Дурылин вспоминал: «Василий Васильевич влезал в топящийся камин с ногами, с руками, с головой, с трясущейся сивой бороденкой. Делалось страшно: вот-вот загорится бороденка, и весь он, сухонькой, пахнущий махоркой, сгорит… А он, ежась от нестерпимого холода, заливаемый летейскими волнами, лез дальше и дальше в огонь.