Вокруг державного престола. Батюшка царь - стр. 9
Никон первым прервал молчание.
– Маюсь я, отец. Ох, маюсь. Скитаюсь по земле, как перекати поле. Устал.… Подскажи, как жить дальше, какой дорогой идти… к чему стремиться? Вся душа дрожит от тяжких дум.
– А ты не поддавайся. Гони тяжелые думы прочь. Коли останешься здесь, то Господь сам выведет тебя на правильную дорогу. А ты Его за это благодари. Эх, брат мой, мне ли тебя учить? Все-то ты и без меня уже знаешь… – с мягкой укоризной воскликнул Елеазар и добавил уже будничным голосом:
– Пища у нас скудная. Что сами раздобудем, то и едим. Дни и ночи проходят в молитвах, постах и уроках. Братья живут в своих кельях далеко друг от друга одинокими затворниками, не докучают друг другу пустыми разговорами, сторонятся. А зимой перебираемся все в общие жилые хоромы при церкви. Так и коротаем студеную пору. Пока построишь жилье, можешь пожить у меня.
– Спасибо, – ответил Никон, и вновь глаза его полыхнули из-под насупленных бровей мятежным и неукротимым огнем. Елеазар вздрогнул.
На следующий день Елеазар отвел Никона к старцу Даниилу. Его келья располагалась в полутора верстах от монастырского подворья. Старец давно болел. И теперь смиренно лежал на скамье с закрытыми глазами и сложив руки крестом на груди и приготовившись помирать.
Когда Никон следом за Елеазаром протиснулся внутрь кельи, он увидел в углу на лавке сидящих старцев Кирилла и Феофила.
В изножье больного сидел невысокий и седенький старичок, похожий на высохшую щепку, со сморщенным маленьким личиком и реденькой бородкой. Это был старец Амвросий. Завидев гостей, он энергично вскочил и подошел к вошедшим. С любопытством оглядев Никона, он перекрестил его крошечной ладошкой и зачастил:
– Как величать-то тебя, голубчик? Какой ты, большой, да важный… – простодушный и звонкий голос Амвросия звучал, как сбегающий по камням ручей.
– Никон я, – сказал ему Никон. А встретив доверчивый и простодушный взгляд Амвросия, в невольном смущенье отвел свой взор. На него глядели глаза старика с душой ребенка, чистой и ясной, как слюдяное стеклышко на весеннем солнце.
– А к нам пришел спасение искать своей душеньке от лиходейства и мерзкой погибели, – сочувственно затряс седой головенкой Амвросий.
Никон испытывал неловкость от того, что не знал, куда ему девать ставшие неуклюжими свои длинные и огромные руки под прицелами любопытных стариковских взглядов. Украдкой он и сам разглядывал их, про себя отметив, что Амвросий, и болящий Даниил, оба носят на теле колючую, свалявшуюся в твердый камень верблюжью власяницу.
– В Писании сказано, что всякий грешник, который обратиться на путь правды, спасет душу от смерти. Ты правильно поступил, что испугался грехов и пришел к нам за правдой. Это Господь привел тебя. Он тебя и простит, как покаешься, – изрек Амвросий и улыбнулся.
Никон и Елеазар подошли к больному. Больной беспокойно зашевелился и приоткрыл затуманенные жаром выцветшие глаза. Увидев над собой низко склонившуюся черноволосую голову незнакомца, вздрогнул и, приподняв прозрачную слабую руку, судорожно перекрестился.
– Явился волк в отару… – едва слышно пробормотал и сильно закашлялся. Сухой надсадный кашель бил тщедушное слабое тело Даниила, разрывая его простуженные легкие. Внезапно больной умолк и, открыв рот, бездыханный повалился навзничь.